Ярко-алое
Шрифт:
Канеко попытался было заверить, что ему очень даже интересно, но без особого энтузиазма. Он уже сожалел о минутной откровенности. Сегодня господин советник был не в форме. Первым под гнетом усталости всегда страдало самообладание.
В этот вечер между ними что-то изменилось. Что-то, чего Тимур не смог бы ни определить, ни даже сказать точно, будет ли оно ему на пользу или же еще больше все усложнит. Укладываясь (наконец!) на отдых, он мимолетно подумал, что слишком драматизирует. Поворотная точка? Да ты просто переутомился, Неко. И слишком увлекся погоней за тенями.
Тимур выбросил возвышенные рассуждения из головы. Вновь вызвал перед глазами список докладов, представленных
Глава 7
Каллиграфия — не просто своеобразная система письменности, это один из ведущих видов искусства, обладающий глубоким философским смыслом.
Восприятие каллиграфии требует определенного уровня интеллектуальной и духовной культуры, ведь нужно не просто понять написанное, чрезвычайно важно увидеть и почувствовать, как написано.
Иней перекрасил ветви деревьев, превратив их в пронзительно-белое острое кружево. Снег под копытами коней почти пел от мороза, солнце било в прищуренные в запале погони глаза. Небо светилось такой насыщенной, по-земному глубокой синевой, что казалось, оттолкнись посильнее — и рухнешь в этот опрокинутый навзничь океан.
Зимняя охота летела по льду Новосахалина, точно гимн северной красоте.
Тимур пригнулся в седле, пытаясь напрячься перед прыжком. В последний момент вмешался программный интерфейс. Всадника заставили принять нужную позу и не мешать прыгающему через поваленный ствол коню. Коротко кольнула старая боль. Когда-то верховая езда была настолько естественной, неотъемлемой частью его «я», что Тимур, наверное, смог бы поладить с лошадью и в реальном мире, в физическом своем теле. Что ушло, то ушло. В новой жизни у него было о чем сходить с ума и без тоски по давно утерянному.
Советник Канеко оглянулся, проследив, как легко перелетела через преграду лошадка его супруги.
Высокородная госпожа держалась в дамском седле так, что посадку ее и фигуру можно было назвать иллюстрацией к учебному пособию. Прямая спина, ровные плечи, гордая осанка.
Строгая зимняя накидка была чуть более холодного оттенка, нежели спадающее роскошными складками платье. Воротник подчеркивал линию подбородка, меховая опушка поднималась под горло. И скромная меховая шапочка поверх посеребренных морозом волос. Высокородная госпожа будто растворялась в царящем вокруг царстве зимы.
Кимико развернула свою лошадку, остановилась на полкорпуса позади супруга. Где-то за укрытыми сугробами стволами собачий лай взорвался вдруг азартным истеричным зовом. Тимур пришпорил коня.
Они вылетели на прогалину в облаке вспыхнувшего на солнце снега, легкого, точно пух. Здесь уже было тесно и звонко от заливистого лая, от мечущихся и припадающих к земле собачьих тел, от бестолково бегающих вокруг них охотников. Тимур, выбирая спутников по сегодняшнему гону, думал прежде всего, сколь полезны они будут в долгосрочных политических маневрах. Вот и вышло, что под ногами у проверенных его боевых товарищей сейчас путалось с полдюжины энтузиастов, плохо разбирающихся в травле крупного зверя. Еще несколько гостей из дальних анклавов наблюдали за архаичными забавами Новосахалина с безопасного расстояния.
Вернее, с расстояния, которое им казалось безопасным.
Поднятая из берлоги, выгнанная собаками на открытое место добыча вдруг поднялась
Пару секунд было слышно лишь, как грузно падают снежные шапки с окрестных сосен. Огромный, лохматый, горой заслонивший солнце медведь вновь упал на четыре лапы, и это словно послужило сигналом. Азартно загомонили охотники, заголосили, наскакивая и откатываясь прочь, собаки.
Тимур выругался про себя, соскальзывая с седла. Отдал приказ охранным программам, стилизованным под пару гончих псов. Собаки гибкими тенями заняли позиции рядом с Кими. Не хватало еще кому-нибудь воспользоваться неразберихой, чтобы подобраться к вдовствующей Кикути. И без того настоять на ее присутствии здесь было для Тимура осознанным и, как совсем недавно казалось, оправданным риском.
Медведь вновь взревел. Бросился вперед. Скорость, которую такая махина умудрялась развить почти без разбега, была просто неестественной. Нет, это не бережно восстановленные поведенческие реакции древнего зверя. Опять у лесников припадок вдохновения. Напялили на боевую программу подходящую стилистическую оболочку, обозвали медведем. Поди еще и поковырялись в настройках согласно своим садистским представлениям о «естественном поведении» и «достойной добыче». А потом выпустили получившуюся химеру в обучающую среду и стали смотреть, как она эволюционирует.
Борзые псы, тонкие, грациозные, создававшиеся совсем не для такой охоты, благородно метнулись наперерез. Два изломанных собачьих тела упали на снег. Отчаянным броском Кириллу удалось выкинуть зазевавшегося штатского с пути несущейся навстречу смерти. Сам он ушел из-под удара когтистой лапы, наплевав на гордость и активировав экстренный эвакуационный протокол.
Тимур обнаружил, что бежит вперед. Руки слепо провели по отороченному мехом полушубку, проверяя, что есть из оружия. Длинный охотничий нож, хлыст. Остальное — тяжелое боевое вооружение, которым он в приступе паранойи обвешал свой профиль до почти неподъемного состояния. Но не идти же на медведя с гранатометом, умник! Такую потерю лица Железный Неко себе позволить не может. И без того вся сегодняшняя дипломатия уже летит Потапычу под хвост.
— Муру! Держи!
Он машинально качнулся в сторону, подхватывая брошенную Иштваном рогатину. Пальцы в меховых перчатках сжались на полированном древке, ноги напряглись, толчком бросая тело в боевой режим. Снежная пыль в воздухе замерла, звуки углубились и растянулись.
От столкновения свет и краски стерло из окружающего мира. Челюсть, плечи, кости пронзило болью. Пару ударов сердца поток информации, получаемый им из Сети, оказался полностью блокирован. Ориентироваться оставалось лишь по черно-красной схематичной картине, составленной на основе уже имевшихся данных и проецируемой прямо в его сознание. Рогатина нашла обозначенную аналитическими приложениями уязвимую точку, вошла под шкуру, но не смогла пробить защитные слои до конца. Тимур навалился, послал от бедра сжатый импульс. Через плечо, по руке, вдоль древка. С хрустом рогатина провалилась вглубь. Яркой вспышкой пришла способность видеть окружающий мир, лишь слегка подсвеченный черно-алыми линиями схемы.
Мать моя варварская… Да чтоб этим мелкопоместным комбинаторам графические приложения поотрубали!
В некоторых ситуациях лучше оставаться слепым. Первым, что увидели прозревшие очи Железного Неко, оказались огромные изогнутые когти, полоснувшие воздух перед самым его носом. Господин советник застыл, как-то удерживая огромную бурую тушу на рогатине. Оскаленные клыки были ужасающе близко, агония зверя продлится несколько минут. Ну, Канеко, кажется, на этот раз ты действительно сам себя подставил. Надо выходить из игры.