Ярополк
Шрифт:
Воевода Претич принял подарки и, разоблачась, подал Ильдею свою броню и не пожалел щита со львиной головой.
Прискакавшие телохранители Ильдея подвели своему повелителю коня, и хан простился с воеводой дружески, да только недалеко отошли печенеги, стали на Лыбеди.
Все же город вздохнул посвободнее, на ладьях подвезли хлеб, мясо, пшено, гречу, мед. Дружинники стали варить кашу в больших котлах на улицах, чтоб накормить всех киевлян.
И снова собрался народ на вече, и выбрал вестников к Святославу с наказом. В том наказе все слова были суровые: «Ты, княже, чужой земли ищешь, чужую землю блюдешь, а свою кинул, и нас чуть было не взяли
Сей укор Святослав получил скоро, ибо и впрямь был уже недалеко от Киева, шел на подмогу одной конницей, оставив пехоту в болгарских городах.
Дары Святослава
Среди печенегов, осаждавших Киев, многие ходили со Святославом на Хазарию, потому и не были свирепы, нападая на веси, к городу приступали без рвения.
Князь все не шел, и родня Кури сговорилась захватить людей на переправе. Не успели. Святослав ударил, как мороз среди лета. Не одну тысячу посек. Выдуло печенегов с Русской земли кровавым сквозняком за единую ночь: ночью напал князь-барс с невеликой дружиной на огромное полчище. Уцелевшие благодарили бога Тенгри за спасение, а Тенгри-хан опалил их жаждой мести князю Святославу. Затаенная месть самая лютая: про нее молчат, но молчат едино.
А Киев оживал.
Дукака нашел Золотую Косу исхудавшей, но живой, здоровой. Принялся откармливать, как редкостную птицу. Привел Золотую Косу в дом Власты и Знича и поклялся богом Тенгри, что не разлучится с милой женой, покуда жив, а Золотую Косу просил поскорее обзавестись большим животом, как у Власты, чтоб было кого ждать.
Власта жила за двоих, и было ей очень худо. Силы возвращались после голода медленно.
Князь Святослав, побивши печенегов, первые недели ездил по городам и весям, собирая для Киева хлеб и скот, чтоб и молоко было, и говядина. Все у князя делалось быстро и добром, за продовольствие платил, а за поспешание – вдвойне.
Вернувшись наконец в стольный город, Святослав задал пир на весь мир и осыпал наградами всех достойных. Самым же достойным признал Батана, сына илька гузов Юнуса.
Подарил Батану город. Дукака тоже не был забыт. Стал у князя хранителем саадака, получил землю и смердов и табун лошадей.
Больше всего Киев удивился подарку княжичу Ярополку.
– Спрашивал я тебя, сын, чего твоя душа желает, что тебе привезти из дальних мест! – сияя улыбкой, говорил на пиру великий князь. – А ты молчал. Потому не бранись… Через полгода тебе стукнет двенадцать лет, об эту пору мудрые царьградцы своих дочерей замуж отдают. А мы, слава Сварогу да Волосу, своим умом живем! Вот тебе мой дар!
И вывели и поставили перед взорами пирующих инокиню Апфию, Александру, дочь дуки Константина.
Черную одежду у нее отобрали и сожгли, нарядили в самое дорогое, что сыскалось.
Сказать: василисса ромейская в гридню явилась – так то будет истинная правда. Красота – закрывай глаза, пока не ослеп! Осанка, юность…
Ярополк побагровел да и стал пень пнем.
Княжич Владимир помоложе брата, а, глядя на гречанку, задохнулся от ее красоты.
– Бери свой подарок, веди в палату да, гляди, будь молодцом! – веселился Святослав под озорные улыбки гридней, под завистливые Блуда и иных бояр.
Владимир, держа между коленей меч в серебряных ножнах, – подарок отца, – шлепнул ладонью по рукоятке. Подосадовал. Шумела кровь в голове, сердце будто конь в груди – топотало.
А вот княжич Олег пожалел Ярополка. Экий дар – баба! Ему отец привез белоснежную кобылицу да такого же белоснежного сокола. Вот это дары!
Ярополк тоже посчитал себя бедным и несчастным. Он привел гречанку в свою опочивальню, сел на кровать и, не глядя на деву, сказал на греческом языке:
– Куда мне тебя девать?
Александра обрадовалась детскому страху княжича, родной речи. Она пожалела себя и этого мальчика.
– Я постараюсь не быть тебе в тягость, постараюсь не мешать тебе.
Он быстро поднял на нее глаза, увидел высокую грудь, высокую белую шею, а в лицо поглядеть не посмел.
– Господь меня не оставил, – сказала Александра. – Я боялась, меня отдадут гридням на поругание. Но твой царственный отец хранил мою девственность для сына.
Щеки Ярополка сделались пунцовыми, закричал:
– Ты будешь греть мою постель! А потом уходить. Поняла?
– Поняла, – сказала Александра.
Мальчика ей стало жаль больше, чем себя. Ярополк дрожал.
– Хочешь, я уже теперь погрею?
– Нет! Нет!
Княжич вскочил, бросился к двери, но на пороге остановился: за дверями слуги. Вернулся к постели, сорвал покрывало, одеяло, подбитое белками:
– Грей! – и заплакал от стыда, от обиды.
Они лежали далеко друг от друга, но его трясло, а от гречанки веяло теплом и хорошо пахло. Ярополк не шевелился, и она тоже лежала неподвижно, боясь помешать своему повелителю. А он вдруг согрелся и заснул. И ему приснилась мама.
Побратимы
Великая княгиня Ольга, измученная осадой, хворала, но лежать ей было недосуг. Князь Святослав рвался в Болгарию, приходилось занимать его все новыми и новыми делами. Нужно было взять дань у Новгорода, у Ладоги. Обвести стены Киева рвом, приструнить ясов и касогов. Внуки тоже доставляли беспокойство. Страшно было за Ярополка: отроку-христианину отец-идолопоклонник подарил в наложницы христианку. Как можно было терпеть такое? И княгиня Ольга однажды ночью пригласила в свои покои Ярополка и Александру, и священник отец Хрисогон венчал удивительную эту пару: отрока, похожего на зеленый стебель пшеницы без колоса, и деву, расцветшую, как маковое поле. Льдышечку и пламень.
На княжеском дворе завелась еще одна тайна.
А через неделю после венчания из Болгарии нежданно приехал патрикий Калокир. Привез известие: василевс Никифор Фока убит, престол Византии захвачен убийцей Иоанном Цимисхием.
Подробности злодейства Калокир рассказывал Святославу наедине.
– Даже природа в ту чудовищную ночь была мерзкая, – говорил патрикий, и на его опущенных веках бились набрякшие жилочки. – Это случилось одиннадцатого декабря. Пронизывающий северный ветер принес снег. Через снег, по черному от мрака морю Цимисхий и его кровавые дружки подплыли к Вуколиону. Этот дворец Никифор себе на голову соединил с Большим дворцом. Все совершалось с согласия августы Феофано. Ее служанки, услышав условный свист Цимисхия, опустили корзину и по одному втащили наверх всех заговорщиков. Мне известно, что среди них были Михаил Вурца, таксиарх Лев Педиасима, негр Феодор. На черное дело пригодился черный!.. О Святослав! Как же мне тяжело. Никифор тоже узурпатор, но, вступая на престол, он не проливал крови. Василевс был невзрачен лицом, только кто это видел?! Его все любили за великие победы на поле брани. Я был с ним в походе на Крит. Я знаю, сколь высока цена стратига Никифора.