Ярость возмездия

Тамоников Александр Александрович

– Ладно, – кивнул Николай, – подумаю!

– Давай.

Колька позвонил в квартиру № 6, Павел поднялся на свой этаж. Он слышал, как мальчишку встретила мать:

– Явился! Я тебе что говорила? Что просила?..

Одинцов зашел в квартиру, и дальнейшие разговоры внизу стали не слышны. Прилег на диван в гостиной, включил телевизор. Шел сериал о войне на Кавказе. Он тут же переключил канал, терпеть не мог эти сказки для взрослых. На втором канале шла аналитическая передача. Куча чиновников разного рода и ранга, а еще больше президентов каких-то фондов, политиков с умными физиономиями обсуждали рост преступности в стране. Их бы из телестудии да прямиком в сквер. Нет, не пойдут, это не их дело.

Их дело толкать умные речи, запудривать зрителям мозги, а заодно и красоваться перед публикой. Павел снова взялся за пульт, но так ничего подходящего и не нашел. Дождь за окном усилился. Снизу, со второго этажа доносился голос женщины. Слов не разобрать, но голос слышно. Наверное, продолжает ругать Кольку. Да толку? Раньше надо было воспитывать. Хотя одной ей это делать сложно. Павел по себе знал. Странно, он уже год как живет здесь, а соседку снизу видел всего лишь один раз, и то мельком. Он спускался по лестнице, она заходила в квартиру. Худенькая такая, но фигуристая. Лица не видел. Встретит на улице – не узнает. Впрочем, сейчас в подъезде мало кто знал всех жильцов. Жизнь изменилась, каждый живет по принципу «моя хата с краю, ничего и никого не знаю». Неправильная жизнь, но ничего уже не изменить. Как есть, так есть. Выключив телевизор, Одинцов прошел на кухню. Допил бутылку. Подошел к окну, по которому барабанили капли дождя. Надо бы узнать, какая завтра погода, он планировал съездить на кладбище, на могилу матери.

Так прокоротал время в одинокой и холодной, хотя температура была под восемнадцать градусов, квартире отставной майор спецназа Павел Одинцов. Перед сном, по обыкновению, пошел в ванную, чтобы побриться, открыл дверь и чертыхнулся:

– Черт! Это же надо!

Из крана ванной хлестала вода, сливное отверстие закрыло упавшим с держака полотенцем, и вода переливалась через край.

– Твою мать! – Павел попытался закрыть кран, но вентиль проворачивался без всякого результата. Почему его сорвало? Надо срочно останавливать воду, иначе соседке внизу «весело» будет.

Не успел он перекрыть главный кран, как звонок в прихожей взорвался нарастающей трелью.

– Да иду, иду, чего звонить так?

Павел открыл дверь и увидел соседку.

– Что происходит, мужчина? Вы залили нас, – возмущенно проговорила она.

– Прошу прощения, так получилось, кран сорвало, пока заметил.

От него пахло водкой, и женщина, чутко уловив запах, с презрением бросила:

– Напьетесь, а потом краны забываете закрывать.

Соседка была хороша. Даже в гневе лицо ее было красиво. Накинутый наспех халат подчеркивал правильные и довольно привлекательные формы ее миниатюрной фигуры. Растрепанные волосы не портили впечатления.

– Разве я пьян? Зачем ругаться?

– Надеюсь, вы закрыли воду?

– Да, пройдите, если хотите, посмотрите.

– И пройду, посмотрю. Ведь нам надо еще кое-что обсудить, не так ли?

– Все, что угодно.

Они прошли в ванную, и Одинцов указал на кран:

– Вот полюбуйтесь, сорвало, ни с того ни с сего.

– Ни с того ни с сего ничего не происходит. Ну, что вы стоите? Уберите хоть остатки воды с пола.

– Конечно!

Павел быстро протер пол, бросил тряпку в ванную. Его поведение, видимо, пришлось по вкусу соседке. Она впервые улыбнулась.

– А что, кран действительно сорвало?

– Я же сказал, можете проверить. Непонятно, что с ним произошло. Даже побриться не успел, завтра придется сантехника вызывать. А вы хотели поговорить насчет компенсации за причиненный ущерб?

– Я неделю назад побелила потолок. Сама, между прочим, без помощников, электрик новую проводку провел к настенному плафону. А теперь ни побелки, ни света.

– Ну, со светом я сейчас и сам разберусь, а вот потолок придется

перекрашивать. Но я оплачу все ваши затраты.

– Со светом хоть сейчас разберитесь, – снова улыбнулась соседка.

– Да, конечно, только обуюсь.

Они спустились в ее квартиру. Николая видно не было, наверное, мать уложила спать после нагоняя.

– И что вы будете делать? – спросила она.

– Ничего особенного. Скорее всего, патрон в плафоне замкнул, на щитке сработала защита.

Одинцов открыл крышку блоков защиты всех четырех квартир этажа. И действительно, одна клавиша была опущена вниз. Он поднял ее вверх, ожидая, что вырубит снова, все же в контур попала вода, но тумблер остался на месте, а в ванной, прихожей и кухне загорелся свет.

– Вот и все!

– Ну, хоть так! Мне еще постирать надо.

– Как вас зовут?

– А вам зачем?

– Как же еще решить вопрос по ремонту?

– Надежда Владимировна, – представилась молодая женщина.

– А я – Павел.

– А по отчеству?

– Алексеевич, но не люблю, когда меня называют по имени-отчеству, особенно молодые красивые дамы.

– Не надо. Вот этого, Павел, не надо. Я в комплиментах не нуждаюсь.

– Я сказал то, что думал. Вы, Надежда… Владимировна, действительно очень красивы, и отрицать это невозможно. Но еще раз извините, я пойду. А завтра вечером, как закончу ремонт у себя, заскочу к вам, если вы, конечно, не против, окончательно обговорим стоимость ремонта.

– Я не против, но только прошу без запаха алкоголя и без комплиментов.

– Хорошо!

– А насчет сантехника, то в ЖЭУ ходить нет смысла, там всегда все заняты и тянут деньги. У нас на четвертом этаже в пятнадцатой квартире живет Григорий Васильевич Скрябин. Он пенсионер, но в сантехнике мастер. Жильцы обычно обращаются к нему.

– Да?

– Да. И странно, что вы этого не знали.

– Ничего странного. Просто я после долгого перерыва живу здесь всего год и веду замкнутый образ.

– Это я заметила.

– Может быть, после знакомства с вами что-то изменится?

– Это вряд ли. Я имею в виду собственное участие в ваших изменениях. До свидания, Павел Алексеевич.

– До свидания, Надежда Владимировна.

Одинцов вернулся в квартиру, достал и выжал полотенце, вода ушла в канализацию. Включил главный кран, побрился и прилег на диван. Подумал, а соседка хороша. Старается показать себя неприступной, строгой, но это у нее получается плохо, потому что на самом деле она добрая. Глаза выдают это. Непонятно, почему живет одна, в смысле, без мужа. С ее характером воспитывать сына тяжело. Колька тоже знает, что мать поругает, а потом приголубит. С одной стороны, это хорошо, так и должно быть, но с другой – надо все же с ним пожестче. У пацана тот возраст, когда только формируется характер. И то, что попал в дурную компанию, ничем хорошим закончиться не может. Надо подтянуть его к себе. К наркоторговцам он не вернется, но это не значит, что не окажется в другой плохой компании. В четырнадцать-пятнадцать лет у пацанов искаженные понятия о чести, достоинстве. Они стремятся утвердиться как личность и далеко не всегда там, где это действительно помогло бы им стать нормальным человеком.

Дождь на улице закончился. Это хорошо. Но ситуация изменилась, завтра первым делом надо пойти к пенсионеру-сантехнику, как его называла Надежда? Григорий Васильевич Скрябин. Сколько времени займет ремонт? Наверняка придется новый смеситель покупать. Но это ерунда, на рынке напротив дома этого добра навалом по любой цене. Но часа два уйдет, значит, на кладбище он сможет поехать где-то в обед. Там, с учетом покупки краски, кистей, работы с бурьяном и оградкой, еще часа четыре, в принципе нормально. В шесть можно зайти и к Надежде, обговорить плату за ремонт.