Ящик Пандоры

Герберт Фрэнк Патрик

Но какое касательство имеют лобное место и страсти Господни к огонькам, мерцающим в глубине?

Томас сверлил взглядом экран.

«И что я должен увидеть? Марикультуру?»

Будут ли корабельники вынуждены уничтожить келп? Распять его ради собственного выживания?

«Рождество… и марикультура».

Игра огней завораживала. Троих подводников захватило чудо молчаливого бдения, и Томас ощутил, как наполняет его священный ужас откровения. Здесь, на дне морском, велась бухгалтерия Пандоры, учет всех сделок, совершаемых биосферой планеты. Даже не биржа – банковское хранилище, где людскому взору открывались величественные пути био – и геохимического обмена.

«Что творишь ты, о могучий келп?»

И что хотел показать ему здесь Корабль?

Томас не ожидал ответа на этот вопрос. Ответ нарушил бы правила игры. Здесь он был оставлен на произвол судьбы.

«Играй, мой бес!»

Он смутно сознавал, как давит на гондолу водная толща. Подводники были еще живы только попущением келпа и только склонившись перед ним могли уцелеть. Предшественники их выживали только благодаря осторожности и сдержанности. Что может келп воспринять как угрозу? Многоцветные огоньки в темноте вдруг показались Томасу зловещими.

«Мы слишком доверчивы».

Голос Паниля прервал его раздумья, полные молчаливых страхов.

– Начинают выделяться повторяющиеся комбинации.

Томас покосился на пульт рекордера слева от себя. Индикаторы показывали, что система готова к воспроизведению. Внешние светильники субмарины станут повторять все комбинации огоньков, которые компьютер сочтет осмысленными.

Они скажут келпу: «Смотри! Мы говорим с тобой. Что мы лепечем?»

Это привлечет внимание водорослевого леса. Но что тот сделает в ответ?

– Келп наблюдает за нами, – проговорил Паниль. – Чувствуете?

Томас мысленно согласился с ним. Окружавший лагуну келп смотрел и ждал. На миг Томас вновь ощутил себя тем мальчишкой, что давным-давно переступил порог интерната на Лунбазе. Там он узнал то, о чем умалчивает большинство учителей: знание может быть опасно.

– Если он смотрит, то где у него глаза? – прошептала Ваэла.

Томасу вопрос показался бессмысленным. Келп мог обладать такими органами чувств, какие корабельникам не под силу представить. С тем же успехом можно было спросить: а где глаза у Корабля? Но отрицать, что субмарина находилась в центре внимания келпа, он не мог. Чужое присутствие в гондоле было почти ощутимо.

Зажужжал рекордер, и загорелись зеленые огоньки – воспроизведение началось. В каком порядке загорались пузырьковые лампы на корпусе, Томас не имел понятия – внешние сенсоры показывали только многоцветное мерцание, играющее на взвешенной в воде мути.

Огни в водорослевом лесу мигали по-прежнему.

– Он нас игнорирует. – Это Ваэла.

– Рано утверждать, – возразил Паниль. – Каково время реакции келпа? Да может, мы еще ничего ему не сказали.

– Попробуем запустить узоры, – предложила Ваэла.

Томас кивнул, запуская подготовленную программу. Они предусмотрели и другой подход – маленький экранчик над панелью рекордера показывал те фигуры, что вспыхивали одна за одной на корпусе субмарины: «пифагоровы штаны», потом пересчет палочек, галактическая спираль, игра в камушки…

Никакого ответа.

Смутные тени плавающих вокруг существ мелькали по-прежнему. Ничего не изменилось.

– Мне это мерещится, – пробормотала Ваэла, глядя на свои экраны, – или огни стали ярче?

– Может, немного, – ответил Томас.

– Ярче, – уверенно ответил Паниль. – Но мне кажется, что вода… мутнеет. Если… Гляньте на якорный канат!

Томас переключился на изображение с экрана Паниля. Сенсоры предупреждали, что сверху приближается какой-то большой предмет.

– Канат провис… – проговорила Ваэла. – Он тонет!

Не успела она договорить, как трое подводников увидали, что в лучи прожекторов вплывают остатки цеппелина – черные складки, грязно-оранжевые клочья пластика. Порванный баллон накрыл плазовый купол над их головами. Донные жители в страхе уплывали, огни келпа замерцали яростно и погасли, когда ткань обволокла всю субмарину.

– Молния попала в баллон, – выдавила Ваэла. – Он…

– Готовсь сбросить носитель, продуть все баки! – приказал Томас.

Он уже потянулся к пульту, пытаясь подавить панику.

– Стой! – вскрикнул Паниль. – Пусть баллон опадет. Гондола может в нем запутаться, а лодка прорежет дорогу наружу.

«Надо было сообразить, – укорил себя Томас. – Баллон может поймать нас в силки».

Хеттский закон ставил возмещение выше возмездия. Человечество утеряло определенную долю похвальной практичности, когда избрало основной реакцию другого семитского народа – ничего не прощать и ничего не забывать.

«Забытые народы», из корабельных архивов.

Легата откинулась на спинку кресла. Ее била дрожь. Мерцающий курсор на экране комконсоли показывал, что деньсторона уже почти наступила. Скоро коридоры Корабля наполнятся привычной суетой – привычной, но как бы разреженной из-за малолюдья. В каюте было по-ночьстороннему темно – Легата не хотела, чтобы свет отвлекал ее от фокуса голопроектора, зависшего в воздухе перед старым диваном Оукса.

Подняв взгляд, Легата увидала перед собой мандалу, которую перерисовывала для боссовых апартаментов в Редуте. Знакомый узор помог ей успокоиться немного, но руки все еще тряслись.

«От усталости? От гнева? От омерзения?»

Подавить дрожь ей удалось только усилием воли. Мышцы сводило. Легата подумала, что Оуксу не стоило бы сейчас заходить в свою бывшую каюту.

«Я бы его удавила».

Но у Оукса нет больше причин возвращаться на борт. Он навсегда снизошел на поверхность.

«Пленником своих кошмаров… Какой была и я… пока…»

Она глубоко вздохнула. Да. Она избавилась от Комнаты ужасов.

«Это случилось. Но теперь я – здесь».

Чем же Оукс может расплатиться?