Ясень

Батурина Татьяна

Я уже многажды убеждалась в художественной утончённости поэтического дара Татьяны Батуриной, в её способности удивлять и радовать читателя. Кто-то назвал писательницу мастерицей неожиданных глаголов, их с лёгкостью изобретает её пытливый ум! А краски… Вы знаете, сколько цветов у радуги? Так вот, палитра художницы строф бесконечно богаче. Не стану приводить примеров по этому случаю, ибо читателю самому будет лестно сделать множество открытий. Даже тем, кто знаком с прежними публикациями поэтессы, не помешает ещё раз заглянуть в «Сказку о юности», в «Окошечко родни», услышать «Музыку рода» (названия стихов). «Копилась великая музыка рода, в ней пели петуньи, цвели петухи, скользила меж пажитей реченька Роса, пока не стекла – до слезинки! – в стихи». Да, да, именно «пели петуньи, цвели петухи», а не наоборот. Этим и отличается поэт от обычного человека.

И «бальзамин», и «куст, похожий на шалфей», «вьюны и мяты», «черёмухов снег», «одуванчикова одунь», «простоватые яблони»,

«клён, вратарь осенних врат», «древо вишнёвого рода», «огородный лопух» и «веточка весенняя»… произрастают на страницах по соседству с ясенем. А вокруг «ночи чудовы, облаки белы, нивы медовы, ветры-гуделы…».

«Лопушится поэма моя в моём огороде!», – пишет Татьяна Батурина. «Лопушится…», да ещё как! Ярко, неповторимо, запоминающе! Дух захватывает от великолепных строк: «Вытянул к солнцу хрустальные шеи зимний наш сад-палисад…» Не устаю дивиться: «Ах, какой образ: «…хрустальные шеи»… Впрямь… хрустальные, обледенелые… А между строк-картин в каждом стихотворении «во имя тайны радуется свечка, заоблачными струями дыша»…

Наблюдает ли писательница «в льдяную щёлку за летом в оплетии лоз» («Про море»), зажигает ли грустно «осенние свечи», пишет ли гимн утру: «Ветер сиял, пели дубравы солнечный гимн красной земле. В синей воде белы купавы плакали о белой зиме…» («Сияющее утро») – всё получается о России, о её тернах и красноталах, о природе Быковых Хуторов и украинских Житне-Гор (отчие края для Татьяны). «Что ни малюю – всё выходит про Россию, и кажется, она мой правит стих», – признаётся наша землячка.

А ещё «правит стих» Татьяны Батуриной Божественная лира, струны которой поэтесса перебирает вдохновенно:

Томлюсь: увеличу ли музыку рода?Ведь сколь на душе шелковья-суровья!Иль нищим порывом пиита-рапсодапо ветру пустому развею ея?» –

волнуется мастерица слова. Напрасно волнуется: музыка рода дополнена и украшена прекрасными аккордами талантливых строк! Праотцы (название одного из недавних стихотворений) могут гордиться своей Татианой. И конечно же волжанка, появившаяся на свет в Сталинграде, восторженно всматривается в «ненаглядность старорусских берегов», говоря с нежностью о любимой реке: «Волга-радость, мой домашний Иордан».

«Слаб человек, но не поэт, одушевлённый словом», – утверждает сочинительница. А я думаю, что читатель тоже силён, когда одушевлён такой поэзией, «…где заодно молитва и молва, где всяка песнь – с родного огорода, хоть травные, но вяжет кружева». А завершить свои мудрствования хочу словами – то ли о сборнике, то ли о дереве – (догадайтесь сами):

Особенно ясень хорош,Пространник с секретом:Душою его разомкнёшь –Надышишься светом.

Надышишься…

Людмила Кузнецова-Киреева, член Союза писателей России

У древа

Особенно ясень хорош,Пространник с секретом:Душою его разомкнёшь –Надышишься светом.Заплачет душа, запоётУ древнего древа:Ужель внесена наперёдФамильная треба –Молитва за будущий род?Недаром он длится,Скликая на родственный сходТуманы и лица.Всего обо всех не узнать,И мало ли басен!Всё лучшее свету под стать,Особенно ясень…2003

«Что знает мир о родине моей?..»

Что знает мир о родине моей?Велик порыв влететь в родной питомник,Где, ополчённый колкостью ветвей,От роду сладок матушкин крыжовник.И так высок отцовский виноград,Что не задеть косынкой пестрядинной!И ныне дозволяет вертоградРасплакаться в листве своей былинной.Ах, поздних слёз простительная прядьБылых мечтаний, радостей, желаний!Теперь почти единственная ратьНа страже постаревших упований…2002

Приманная муза

Укроюсь в утешающей природе,Усну, листвяной прелестью дыша…Меня разбудит Муза и проводит –Куда незнамо, и замрёт душа.Что будет дале – встреча иль прощанье?Всему на свете выучен пиит,Но Музы мимолётной предвещаньеНи тайны, ни разгадки не таит.Ей мил пиит, затвор его талана [1] ,Ей по сердцу на стогнах [2] лития [3] ,А тонь ея извечного примана –Не тоньше, не извечней бытия.2002–2018

1

Талан – судьба (др.-рус.)

2

Стогны – площади (др.-рус.)

3

Лития – всенародное моление (церк.-слав.)

Осень, сад

Стихом любви зрачки позолотив,Я искушаюсь золотом осенним:Медлительный, чарующий мотивМеж смертью и грядущим воскресеньем…Ужели звук прощальный, золотой,Торжественно лиясь, словно поэма,Сияет мирозданной полнотойПрародины – заветного Эдема?Ужель оттуда, где взамен времёнРезвится младокудрая свобода,Шлёт вечный лист багрянородный клён?..В прапамяти сохранна праприрода.В ней стебли-корни, листья-лепесткиВсевластвуют над гнилостным забвеньем.А мой морозник, что мои вискиСпасает райски-тёплым омовеньем?Моя герань, оцветшая окно?Мой подорожник вдоль родных дорожек?О, тайны приземлившиеся!..НоВ них чуден свет эдемовых тотошек…И ты, мой клён, вратарь осенних врат,Тож вынянчен в священной горней пуще!Порыв бессмертья золотом объят –Всевящим, Всемогущим, Вездесущим…2000

Моя бедность

Всего, что мать дала, мне было мало:Наперекор годам, календарюЯ каждый день сама себя рождала,Я столько лет самой себя дарю!..Мать думала: мне пять – мне было восемь(Ну как ей догадаться, что не пять?),Когда, игрушки глупенькие бросив,Себя я стала нищею считать.Как было всем понять, что окружалоМеня – непостижимое для них?Я столько в слове устном открывала,Как ни в одной из вычитанных книг!Мне так ступенек в доме не хватало,Чтобы пройти их все, шагая вмах…Картин кладбищ печальных было малоВ старинных покосившихся крестах…Иным казался лоб мой семи пядейИ очень броским разворот бровей,А я бродила рядом, в Небо глядя,И думала о бедности своей.1966