Ясно мыслящий
Шрифт:
А что, если она… да нет. Сева знал, что он не первый у Марины, но не может же быть все настолько безбашенно?
Но увиденное, как оказалось, сложно развидеть. Когда Марина вернулась в комнату, продолжить Сева не смог – не встал, поэтому с ней пришлось поработать руками.
Сева отмел этот случай, списав все на… да хрен знает, на что это можно списать. Просто постарался забыть и не вспоминать.
Вспоминать волей-неволей пришлось, потому что этот случай
Можно было списать на рандомные явления, побочку от старой травмы, но Сева начал кое-что понимать.
На лекции в колледже он сосредоточенно слушал преподавателя, низенького, пожилого еврея с легко запоминающейся фамилией – Елько. Преподаватель отвлекся, о чем-то задумался, и Сева увидел и услышал ту самую вспышку.
На несколько секунд окружение изменилось до неузнаваемости. На опушке леса две команды людей сражались друг с другом на мечах, эдакая ролевая игра живого действия средневекового типа. У одной команды доспехи были черными, а у другой – красными. И во главе черной команды, конечно же, был сам Елько, который с превосходной точностью и маневренностью «убивал» врагов, грациозно уклоняясь от вражеских атак.
Сева отвел от него взгляд и тут же вернулся в реальность. Душная аудитория, скучающие однокурсники и Елько, мечтательно вздохнув, продолжает бубнить скорбным голосом.
«Эх, Валентин Натанович, не на том поприще ваша жизнь проходит» – невольно подумал Сева.
А еще Елько был редкостным говнюком, и хрен ты ему, что сдашь за просто так. Как повелось в таких случаях, Валентин Натанович принимал в качестве подношения его величеству дорогой коньяк, но больше коньяка он любил деньги. Перед зачетом Сева решил проверить то, что узнал, смотря в глаза Елько. Слово за слово, и тут Сева рассказывает свою любовь к ролевым играм живого действия, что с удовольствием бы поучаствовал в каком-нибудь эпике по типу средневековой рубиловки на мечах. А чтобы «добить» и без того удивленного Натаныча, он сказал, что вот еще бы классно, чтобы у одной команды были черные доспехи, а у другой красные.
– Да вы прямо мысли читаете, молодой человек, – покачал головой Валентин Натанович.
«Не читаю… вижу» – хмыкнул про себя Сева.
Но, как бы они не сблизились при помощи откровений о ролевых играх живого действия, Валентин Натанович спросил на зачете с парня по полной. Говнюк он и в средневековье говнюк, хоть в какие доспехи его наряди, поэтому без финансового подношения зачета парню не видать, как собственных мыслей. В таком же хорошем качестве.
Сначала было даже забавно, смотреть людям в глаза и видеть то, о чем они думают. После разговора с Натанычем, Сева окончательно убедился в том, что это не галлюцинации, он серьезно видел образы чужих мыслей, желаний и несбывшихся надежд. Конечно, Марину он спрашивать не стал о том, чего же она на самом деле хочет, сближаясь с ним, но стал относиться к ней с легкой осторожностью.
С таким неожиданно заработавшим «сканером», будни Севы шли куда-а веселее.
Ровно до одного момента, пока он случайно в магазине не столкнулся с мужчиной чуть за сорок, выходящим из магазина с двумя литровыми бутылками воды, батоном колбасы и кефиром в охапке. От столкновения мужчина все это выронил, и Севе пришлось помочь собрать продукты. Они вместе наклонились, Сева захватил йогурт и батон колбасы, и в этот момент они столкнулись взглядами.
Вспышка… Сева увидел подвал. Красивый, ухоженный и хорошо отремонтированный. В углу этого подвала, к трубе был прикован парнишка лет восемнадцати в одних трусах. На лице ссадины, сам больше похож на живой труп. Он вжимался в угол, когда этот мужчина к нему приближался с возбуждением наперевес. Через мгновение на месте этого парнишки, мужчина представил самого Севу…
***
Парень тут же вздрогнул и отвел взгляд, чуть не выронив то, что он подобрал. Улыбка этого мужчины была максимально добродушная, однако то, что он себе представлял, никак не вязалось с видом этого благожелательного мужичка.
Сева вернул ему выпавшие продукты и поспешил к прилавку, напоследок поймав на себе взгляд мужика, с которого уже сползла улыбка. На его облегчение, когда Сева затарился сам, этого мужика он уже нигде не увидел. И теперь встал другой вопрос. Что это, лишь фантазия, или образ, основанный на воспоминании этого потенциально больного урода? Проверить этого Сева не мог.
Разве что предположить, что, допустим, у велосипедиста, который мечтал о Порше, помимо значка, руль, а также приборная панель ничем не отличалась от четырнадцатой. Сева уловил схожести, у его друга Елисея как раз была четырнадцатая. От чего можно смело заявить, что у педального мечтателя совсем нет понимания о том, как Порш выглядит изнутри, за исключением значка, конечно.
Конец ознакомительного фрагмента.