Ясновидящий
Шрифт:
Сэндоу внезапно подумал о Грегоре и Мэйсе. Неужели они мертвы? Или умирают? Потрясатель точно знал, что мальчиков не было среди тех, кого неприятель подстрелил первыми. Так, может, пули достали их уже тут, в густых зарослях?
— Мэйс! — тихонько позвал он.
Голос его сейчас дребезжал совершенно по-стариковски. Какого дурака он свалял! Какой же он идиот, если рискнул всем на свете, слепо устремившись в неведомое, где не действуют привычные ему правила! Рискнул и двумя юными жизнями, не только своей, и теперь отчетливо понимал, что старик не имеет никакого права вовлекать в свои игры молодых, загребая жар чужими руками!
— Учитель!
Это голос Мэйса! Сэндоу был в этом уверен, а с этой уверенностью мгновенно помолодел лет на двадцать.
— Оставайся на месте! — хрипло выкрикнул Потрясатель. — Если ты шелохнешься, верхушки стеблей тростника зашелестят, и у врага появится возможность вновь прицелиться!
— Я уже это понял, — ответил Мэйс.
"Как же иначе?” — подумал Сэндоу и спросил:
— Где Грегор, Мэйс? Ты его видел?
— Рядом со мною, — успокоил учителя великан. — Он все время был подле меня, я и притащил его сюда.
— И чуть было душу из меня не вытряс! — раздался слабый голос Грегора.
Только тут Потрясатель обнаружил, что плачет, и поспешно отер глаза рукавом. Подумать только, он давным-давно считал, что слишком стар для того, чтобы так расчувствоваться! Больше всего его обрадовало даже не то, что Мэйс и Грегор живы и невредимы, хотя это было щедрым подарком богов. Сердце его согрелось оттого, что мальчики не утратили присутствия духа и способности шутить.
"Когда плоть умирает прежде духа, — подумал Сэндоу, — это великая печаль. Но когда дух умирает, а плоть продолжает жить, томимая чувством безысходности и апатией, — вот подлинная трагедия!"
Внезапно тарелка нырнула вниз, и пилот вновь открыл огонь.
По стеблям тростника застучали пули.
Прямо впереди кто-то отчаянно вскрикнул — стебли заколыхались, и показался бледный долговязый юнец. Лицо его и грудь были обагрены кровью, глаза с мольбой устремились на Сэндоу, и старик протянул ему руку. Юноша вцепился в ладонь Потрясателя, прополз на коленях еще немного и упал ничком, уткнувшись лицом в мягкую землю. Он был мертв.
Тишину теперь нарушали лишь крики и стоны раненых и умирающих. Надсадного жужжания не было более слышно — летающая тарелка оставила их в покое, хотя бы на краткое время.
— Слушайте меня все! — крикнул Рихтер откуда-то с самого края поляны. — У нас, скорее всего, совсем мало времени, так что слушайте внимательно! Мы соберемся в том самом месте, где вошли в заросли. Обнаружив по дороге раненых, попытайтесь вынести их на себе. Увидев мертвых, непременно опознайте, чтобы потом доложить мне о наших потерях. А теперь торопитесь! Этот летучий дьявол может воротиться с подкреплением!
Потрясатель с трудом встал на ноги, раздвинул стебли тростника и вышел на поляну, где поджидал Рихтер. Сам главнокомандующий не встретил на пути раненых, остальным повезло меньше, и через пять минут список убитых был готов. Путешествие закончилось для шестнадцати солдат. Из двадцати шести уцелевших пятеро были ранены. Кроулеру пуля навылет прошила плечо, и на ране уже запеклась темная кровь. Ранения различной степени тяжести получили трое рядовых. Дабороту пуля слегка задела голову, но рана была неглубока, хотя и обильно кровоточила. Юноша по имени Холсбери расстался с большим пальцем на руке, однако ему ловко наложили жгут, и кровотечение уже остановилось. Барристер — тот самый скалолаз, чудом уцелевший в горах, — пострадал серьезнее прочих: в теле его застряли сразу три пули: одна в правом бедре, вторая в правом боку, вырвав по пути изрядный кусок мяса, а третья в правом плече. Все раны сочились кровью и выглядели серьезными. К счастью, Барристер был без сознания. Последним из пятерых раненых оказался Грегор. Пуля прошла сквозь его левую ступню, и юноша не мог встать на ногу.
Но Мэйсу было, пожалуй, похуже, чем будущему Потрясателю.
— Я был бессилен что-либо сделать, учитель! — в отчаянии повторял он.
Его широкое лицо исказила гримаса искреннего горя, он скрежетал зубами в бессильной ярости.
— Я знаю, Мэйс...
— Может, мне надо было закрыть его собой...
— И задавить насмерть... Хрен редьки не слаще... — из последних сил улыбнулся брату Грегор.
Да, теперь оба они чувствовали себя родными братьями — не назваными, а кровными. Если бы их выносила в утробе одна и та же мать, то и тогда они не были бы друг другу ближе, чем сейчас.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Потрясатель своего ученика.
— Замечательно. Вот только... Из-за меня отряд теперь замедлит движение, а в остальном все в полном порядке...
— Тебе больно?
— Удивительно, но нога почти.., не болит, — ответил Грегор, которого поддерживал за талию Мэйс.
Сэндоу знал, что юноша лжет. Ему было больно, очень больно, хотя юное лицо его оставалось бесстрастным. Но старый маг не произнес ни слова. Все равно ничего нельзя было сделать, чтобы унять боль, разве что дать Грегору глотнуть бренди, чтобы затуманить рассудок. Если же сам Потрясатель обнаружит волнение и страх за ученика, то усугубит страдания и самого Грегора, и Мэйса, который и без того отчаянно себя казнит...
— Потрясатель! — окликнул его главнокомандующий Рихтер, кладя на плечо мага руку, чтобы привлечь его внимание и одновременно желая выразить жестом искренние дружеские чувства, уже давно возникшие в его сердце. — Хочу перемолвиться с вами с глазу на глаз.
— Мальчик... — только и вымолвил Сэндоу, указывая на Грегора.
— Всего минута! — настаивал Рихтер. Потрясатель послушно отошел туда, где распростерлись безжизненные тела тех, кто так и не успел укрыться в зарослях. Рихтер помешкал подле одного тела, которое лежало как-то странно — человек стоял на коленях, безвольно уронив руки перед собой. Одежда на его спине была изрешечена пулями и залита кровью.
— Кто? — выдохнул Потрясатель.
Рихтер осторожно перевернул убитого вверх лицом. Это был Фремлин, голубятник. В теле его зияло около полудюжины пулевых отверстий, бледное безжизненное лицо одновременно казалось странно спокойным. Под ним обнаружилась полураздавленная клетка, в которой лежали бесформенные теперь пернатые комочки — последние два крикуна.
— Он заслонил собой клетку, пытаясь спасти питомцев, но пули, прошив тело, достали и птиц...
— Я не успел глубоко понять взаимоотношений этого человека и его питомцев, — сказал Сэндоу. — Но они были для него не просто птичками...
— Легенда гласит, будто душа того, кто искренне любит этих птиц, после смерти обращается черной птицей...
— Будем уповать на правдивость легенды, — горестно вздохнул Сэндоу. — Это было бы ему достойной наградой...
— Теперь понимаете, Сэндоу, что вы — последняя наша надежда? Коль скоро нас уже выследили, то непременно пошлют пехоту, чтобы перебить всех до единого! Теперь ваши сверхъестественные способности поистине бесценны, только они могут помочь нам ускользнуть от охотников за нашими жизнями! Без вас мы пропадем, как пить дать пропадем...