Язычник

Веста А.

Я принял горячий душ, завернулся в простыни, согрелся и заснул, пока какой-то внутренний толчок не разбудил меня. Все так же розово теплился ночник. Под кроватью валялась моя сумка с шаманским имуществом и книгой Антипыча.

Спать не хотелось. Я оделся и вышел из флигеля.

Праздник стих, усадьба опустела. Тревожно шелестели деревья старинного парка. Вдоль пологого берега я спустился к воде. Залив рябило от легкого ветра, лунная дорожка дрожала, как светлая чешуя. Я торопливо разделся. За семь лет я почти забыл ощущение упругого полета в ласково-прохладной

воде.

Плоский каменистый берег через несколько метров круто обрывался в глубину. От холода заломило мышцы и грести стало тяжело. Я все же заплыл довольно далеко, и холод немного отступил. Лежа на спине, я смотрел на Млечный Путь и покачивающиеся августовские созвездия. Справа от меня, в нескольких километрах от имения, моргал сонными огоньками поселок. Может быть, Петергоф. И тут я увидел пляшущие огни, целую россыпь факелов, которые стремительно летели вдоль берега в мою сторону. Я торопливо поплыл к берегу, разрезая волны острыми саженками, но огни приближались быстрее, они летели над землей. Задыхаясь, я успел выползти на мелкий берег и остался лежать, подняв из воды голову. Раздался топот невидимых коней, берег дрожал от ритмичных ударов копыт.

В свете косматых факелов по кромке воды неслись всадники на огромных черных конях. Первой я увидел Диону. С каждым тяжелым прыжком лошади распущенные волосы вздымались за ее спиной, как ведьмин плащ. Я разглядел венок из багровых измятых роз. Лицо ее было жестоким, почти безумным. Развивающаяся прозрачная туника сползла с плеча и обнажила грудь. Точеные бедра сжимали лоснящуюся конскую спину. Следом за ней скакал обнаженный Абадор, он казался черен от густой, клокастой шерсти, покрывающей грудь, плечи и даже спину. Этот джентльмен оказался гораздо более волосат, чем можно было предположить при его рафинированной породе.

Сонм балетных фавнов и вакханок с чадящими факелами в руках завершал ночной выезд. Все были пьяны или одурманены оргией, одежды разорваны, многие почти спали в седлах, их головы запрокидывались от скачки, и белки глаз пусто блестели в лунном свете. Но худосочная нагота балетных дев не шла ни в какое сравнение с роскошной красотой Дионы. Кони закружили по берегу. Абадор приблизился к Дионе, рискованно перегнулся в седле и привлек ее, целуя в грудь. Играя, она дернула повод, едва не выбив Абадора из седла.

Я долго собирал по берегу растоптанную одежду. Кое-как добрел до флигеля – в глазах пылали факелы и бились под ветром бесовские гривы. Дьяволица на черном коне призывно улыбалась.

Глава 4

Сорока на виселице

В одном стойбище пропала девушка. Спустя год она вернулась с ребенком на руках. Она рассказала, что ее увел сорк и жил с нею, как муж. Шаман осмотрел ребенка и назвал его Соркиле, «медведь-человек». Он был как человек с виду, но в нем жила душа сорка. Он не говорил, но мог зубами задрать оленя, и дети боялись его. Когда он возмужал, то стал как медведь и ушел в тундру. После он украл женщину. Среди людей изредка попадаются потомки Соркиле, но отличить их дано только шаману.

Из рассказов Оэлена

Заснул я только под утро. Сквозь вязкую дремоту слышался стук, дробный, торопливый. Я был болен, виски разламывало, но настырное постукивание в конце концов взбесило меня. Накинув вчерашний черный плащ на голое тело, я отпер дверь. На пороге стоял напудренный слуга в ливрее. Он испуганно взглянул на мою татуированную грудь, но тут же вежливо доложил, что меня ожидают к завтраку, но если я плохо себя чувствую, то он доставит завтрак в постель.

Я оделся и в сопровождении лакея отправился завтракать. За ночь по-осеннему похолодало. Мы церемонно шли по аллее под равнодушными взглядами мраморных богинь и героев, мимо беседок и кукольных «чайных» домиков, прудов с лебедями, к настоящему ампирному особняку века эдак девятнадцатого.

Сквозь цветные витражи сочилось блеклое разреженное солнце. Букеты прощально-ярких астр украшали белую с золотом обеденную залу. Мраморный пол блестел как полированный лед. Пахло утонченными яствами и накрахмаленным льном. Весь небольшой двор Дионы был в сборе: Абадор, томно-бледный, в белом костюме, мрачная, опухшая от слез Лера, в скромном клетчатом платьице с отложным воротничком, вчерашний комический толстяк с рыжими всклокоченными волосами, крупный мужчина с неподвижным рыбьим взглядом и монументальной выправкой, должно быть, начальник охраны, а также я, свежеиспеченный личный доктор.

Премьер-министр, заплаканная инфанта, шут гороховый, начальник королевской гвардии, а также придворный маг и алхимик сонмом малых планет толпились вокруг царицы, главного светила маленькой Вселенной. Не хватало только жреца или первосвященника, но, как показали дальнейшие события, он не замедлил явиться.

Диона была ослепительна, в строгом платье из коричневого шелка, отделанном темным блестящим мехом, вновь безупречно причесанная и свежая. Она сдержанно улыбнулась мне и указала на свободный стул. Я сел рядом с ней, чувствуя внутреннюю дрожь.

Эта женщина была слишком красива, чтобы я был спокоен рядом с ней, и слишком утонченно развращена, чтобы так улыбаться после всего, что я видел. Она делала все, чтобы я забыл ночь и поверил ее сияющей коже, губам, похожим на розовые лепестки, ее глазам, которые при свете дня оказались синими, ясными и глубокими, как полуденное летнее небо. Разве она не хозяйка, не госпожа, пригревшая бездомного фокусника из праздного любопытства? И разве не вольна она развлекаться так, как ей заблагорассудится?

– Как почивали, маэстро? – вкрадчиво осведомился Абадор.

– Спасибо, отменно.

– Что приснилось на новом месте? Эти сны обычно сбываются… Обратите внимание на эту гнусную рожу, – Абадор глазами указал на рыжего, не в меру упитанного субъекта, увлеченно уписывающего цыпленка.

За ворот его рубашки был заткнут кусок длинной скатерти. Отставив в стороны мизинцы, похожие на сардельки, он ловко орудовал серебряными приборами, разделывая сочную тушку с мастерством шеф-повара.