Язычники
Шрифт:
— Тянитолкай! О нем мало что известно. — Знаток поднял указательный палец, и все посмотрели на перстень с агатом. — Мало чего… Змей Горыныч, он же дракон, — это да, это получило отражение, равно как и пернатый змей у инков, именуемый Кетцалькоатль. Или серый, к примеру, волк. Хорошо разработан Конек-Горбунок, хотя источников по нему — раз-два и обчелся. Жар-птица… она же у многих народов идет как птица Феникс, мне так кажется. Обратно единорог, он и в геральдику вошел… Саламандра тоже. Сивка-Бурка — вещий каурка, ну, о том многие слышали, он же конь ретивый, хотя эту точку зрения не все разделяют, дескать, конь ретивый крупнее и ест что ни попадя… Или Бедная Эльза, впрочем — это не то. Н-да. Царевна-лягушка, образ, можно сказать, тривиальный,
— Давайте советоваться, товарищи! — Сатон прервал затянувшийся экскурс в царство древнего фольклора. — Как быть? Они вон уже проснулись и моргают. Может, у кого есть вопросы? Вопросов нет. А я вот хотел бы спросить, да не у кого: какая из голов передняя? И бегает ли он, а если бежит, то куда? То, что у него хвостик сбоку посередке, — это обнадеживает, не правда ли!
Специалисты переминались с ноги на ногу, шумно дышали и ничего не говорили. Это они правильно делали: чего говорить, если нечего сказать. При сем присутствовала и тоже молчала инструктор дошкольного воспитания, сухая и торжественная бабка Марья Ивановна. Но тут она вмешалась, уверенная, что так и надо:
— Дите, оно и есть дите, его поить-кормить надо. Дайте сюда!
Она забрала лукошко и, никого не спрашивая, унесла. Все облегченно вздохнули.
— И присмотрите, пожалуйста, чтоб не разорвался, когда подрастет, — сказал ей вслед Сатон и сел за свой директорский стол. — Человека и того иногда разрывает… От противоположности устремлений. — И непонятно добавил: — Ты смотри, что творят. Невзирая на перерывы в энергоснабжении.
— …дракон, — от запятой продолжал знаток палеофольклора, — тот почти везде встречается. Расхожий образ и на Востоке, и на Западе. А что это значит? Значит, истоки в природе искать надо. Сейчас уже все согласны, что были драконы. Были! А может, и есть. В глубинке. А нет, так будут!
— При чем здесь драконы, не о них речь. С драконами все ясно. У нас на повестке тяни… — Сатон раздраженно постучал ладонью по столу, -
…толкай. А не драконы. И давайте говорить по сути.
— Я и говорю: пусть из сказки. Но вы ж сами видели — сосет. Значит, реальный. А любое упоминание в фольклоре говорит о том, что корни явления надо искать где? Отвечаю: в природе. Пусть, пусть данное явление по сути сказочно, но ежели оно из природы, то снова может возродиться. В яви, спонтанно, или, проще, самопроизвольно. Есть мнение, что если в достаточно большом регионе возникает натуральная дремучесть, то она неизбежно порождает сказку, а с другой стороны — граница между сказкой и явью расплывается… У вас здесь, слышал, даже питекантропы возникли, чего уж дальше. А почему возникли? Отвечаю — от дремучести, и все тут! — Знаток раздумчиво растягивал слова, глазки его затуманились, и чувствовалось, что тема дремучести ему близка. — Кондовость, я вам скажу, страшная сила. Раньше, согласен, на заре НТР, она была силой косной. Но развитие идет как? Отвечаю: по спирали. Выходит, и кондовость обратно стала силой, но уже прогрессивной, на другом уровне. В природу нам надо, вот куда. Глубже. И самим проще быть. Нутром понимать, а не задаваться вопросами. Хотя, конечно, нутром понять не каждому дано…
Сатон распушил бороду:
— Грехи, что ли, мешают? Как говорит Иванушка — эгоизьм?.. Вы, случаем, не родственник Гигантюка?
Громовой хохот специалистов потряс стены. Испуганный Ворон сделал круг у резонирующей люстры.
Знаток обиделся, не понимая причин веселья. Тонкими пальцами он поправил жабо:
— Что кому мешает, то каждый сам о себе знает.
А дело в том, что гимн во славу кондовости, пропетый знатоком, почти дословно повторял высказывания Павла Павловича Гигантюка.
В свое время Гигантюк как-то изловчился попасть на руководящую научную работу: его, отовсюду убирая,
Естественно, руководимый коллектив был заблокирован: все непрерывно писали и согласовывали планы. На работу времени уже не оставалось. Наверху испугались и перебросили Пал Палыча на кадры. Коллектив ожил, но стало плохо с кадрами. Пришлось послать Пал Палыча в длительную и престижную командировку — не обижать же человека, который уже привык к руководящей деятельности. Но прошло четыре года, и снова возник вопрос, куда деть Гигантюка? Место нашлось на птицефабрике при ИРП… А дальше жизнь его оказалась странным образом связана с Заколдованным Лесом, ибо Гигантюк был инициативен, спервоначалу даже производил неплохое впечатление и очень хотел руководить научной работой…
Обо всем этом Нури узнал еще год назад, когда однажды он, охотник Олле, вент Оум и пес Гром пешком пересекали лесной массив ИРП. Оум, питекантроп в первом поколении из племени вентов, приболел и нуждался в квалифицированной врачебной помощи. Вент — аббревиатура от «венец творения» — самое убедительное доказательство плодотворности многолетних усилий ИРП в деле реставрации природы. «Все, — говорили многие Сатону, а тот только посмеивался в бороду, — первобытность достигнута, если уж природа вновь обрела способность порождать перволюдей…» По пути из горной страны, где было пещерное становище вентов, они огибали зону Заколдованного Леса, лежащую почти в центре массива. Нури тогда был здесь впервые и часто останавливался, разглядывая Заветные дубы, слишком подлинные, чтобы быть настоящими. Вдали, за бревенчатым тыном, виднелись крытые корьем избушки жилого центра Заколдованного Леса. Кто-то в полосатых портках и лаптях не спеша прошел к тыну вслед за Коньком-Горбунком, держа кнутовище на плече. Заскрипели деревянные ворота, открылись и закрылись за вошедшими. Опустился и снова поднялся колодезный журавель за тыном, было слышно, как захлопал крыльями и неурочно прокричал кочет.
— Дальше нельзя. У тех вон кустов проходит граница защитного поля. — Олле присел на пенек, потянулся.
Добрая кобыла! — сказал Нури. Он прислонился лицом к защитному слою, ощущая его податливую упругость.
— Не кобыла это, — возразил охотник Олле. — Вид у него под кобылу. Сивка-Бурка это.
По ту сторону, совсем рядом, Сивка-Бурка пасся на поляне, заросшей Аленькими цветочками. Услышав разговор о себе, он взбрыкнул задними ногами и поднялся на дыбы, показав серебряные подковы и розовое, в веснушках пузо. Потом он заржал и, склонив голову набок, прислушался к затихающим вдали перекатам собственного голоса. На морде его выражалась удовлетворенность достигнутым результатом.
Вент Оум рухнул на траву, зажимая ладонями уши. Гром непроизвольно присел, как для прыжка, и ощетинился. На голову Нури свалилось что-то мягкое и очень горячее и скатилось к ногам. Как сквозь подушку, донесся до него голос Олле:
— И вот так всякий раз. Как увидит посторонних, так и орет неожиданно.
— С ума сойти! — Нури массировал уши. — Кто б поверил, что у такой маленькой скотинки, всего-то с осла, может быть столь богатый голос.
— Это закон: чем меньше скот, тем больше крику. — Олле сдвинул палкой Жар-птицу, сбитую с небес ревом Сивки-Бурки, столкнул в ближайшую лужу. Птица зашипела и обдалась паром. — Оклемается. А вообще, защиту надо ставить двойную, а то из Заколдованного Леса недавно тютельки просочились. Теперь вот Жар-птица…