Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
– Добрый день, шеф, - сказал Фридрих, садясь рядом.
– Двойная ошибка, - откликнулся Мюллер своим обычным брюзгливым тоном, продолжая смотреть куда-то в пространство перед собой, - день не добрый, и я вам больше не шеф. Вообще говоря, теперь я вам не шеф уже дважды.
– Я знаю, - сказал Власов. Собственно, он был даже удивлен, что отставка Мюллера последовала так поздно.
– Вы ведь не в обиде на меня за тот, первый раз?
– продолжал старик. Фридрих счел вопрос риторическим и промолчал. Но бывший шеф явно ждал ответа. Ого, подумал Власов. Мюллер, всерьез интересующийся душевными терзаниями уволенных подчиненных - это что-то новое. Впрочем, теперь все новое...
– Я понимаю, что у вас не было другого выхода, - произнес он вслух.
– Разумеется - после того, как тот
– Я мог, - возразил Фридрих, - и у меня почти получилось.
– Как говорили еще во времена моего детства, "почти" не считается. Точнее говоря, в нашей работе "почти" - это даже еще хуже, чем просто ничего... И все же в том, чтобы отправлять на пенсию своих молодых сотрудников, есть нечто противоестественное. Почти как в том, чтобы хоронить собственных детей... Впрочем, я еще тогда сказал вам, что едва ли переживу вас надолго.
– Мне казалось, тогда вы еще на что-то рассчитывали, - заметил Фридрих.
– Какая разница, на что я рассчитывал... Все мы на что-то рассчитываем. Человек предполагает... "а бог располагает", так ведь гласит русская пословица? Так вот что я вам скажу, мой мальчик: если бы и в самом деле бог - это было бы еще не так обидно. Хуже, что располагает тоже человек, только другой и не лучший. Точнее, другие люди. Все пошло не так, как планировал этот несчастный идиот Хайнц, но вышло в итоге еще гаже...
Да, после смерти Клауса Ламберта все действительно пошло не так, как рассчитывал Эберлинг. Впрочем, ошибся не он один. Многие полагали, что, лишившись своего вождя, консерваторы немедленно перегрызутся между собой и надолго - во всяком случае, до референдума точно - перестанут быть влиятельной политической силой. Действительно, любой анализ ситуации показывал, что у каждого из маститых консерваторов имеются не менее авторитетные соперники, которые ни за что не пожелают согласиться с его лидерством. Ошибка аналитиков была в том, что они рассматривали лишь старшее поколение. Кто же мог предположить, что непримиримые старики в кратчайший срок сойдутся на кандидатуре Ламберта-младшего? Тогда - никто, это теперь кажется, что сын, поднимающий знамя из рук трагически погибшего отца - это самый простой и очевидный вариант.
Сам Отто Ламберт, естественно, весьма поспособствовал такому решению. Он ухватился за свой шанс столь быстро и цепко, что можно было подумать, будто он готовился к гибели отца заранее. Хотя, разумеется, расследование заговора не выявило никакого компромата на сына погибшего. Так или иначе, Отто с первых же дней, как говорят в России, взял быка за рога. Убийство Ламберта-старшего и без того качнуло симпатии многих в сторону консерваторов; Отто же оседлал эту волну и всячески развивал ее, разъезжая по всей стране и выступая с гневными и горячими речами - надо признать, весьма талантливыми - где обличал тлетворную заразу либерализма и попустительства и всячески эксплуатировал образ отца, мученически погибшего ради единства Райха и незыблемой твердости имперского порядка. Это оказалось очень выигрышно для укрепления своих позиций в Партии - и абсолютно проигрышно для Империи в целом.
Восточные земли, где многие уже предвкушали если не обещанную заговорщиками независимость, то, по крайней мере, поблажки и послабления в преддверии референдума, со страхом осознали, что в случае торжества ламбертовской линии (каковое в те дни казалось весьма вероятным; слухи о том, что Отто станет преемником Шука, ходили уже в открытую и косвенно подтверждались тем, что Райхспрезидент не предпринимал никаких мер, чтобы обуздать бурную активность молодого политика) следует ожидать лишь резкого закручивания гаек, когда не только придется на долгие годы забыть обо всяком расширении прав автономий, но, возможно, не удастся сохранить даже уже имеющиеся. Более того - и в самом Фатерлянде речи Ламберта, вызывая бурный восторг одних, пугали других. СЛС завалил страну газетами и листовками о "новом Хитлере" и "последнем шансе его остановить", и, надо сказать, к подобной агитации начинали все чаще прислушиваться люди, прежде не интересовавшиеся политикой и не сочувствовавшие либералам.
За считанные дни до референдума Шук все же попытался исправить ситуацию. Сперва он пригласил Ламберта для личной беседы (не имевшей успеха; молодой человек явно закусил удила и не желал останавливаться), а затем в обращении к нации подверг консерваторов резкой критике (повторив, разумеется, дежурные лозунги о необходимости сохранения единства Райха и его политической системы) и в прямом эфире снял нескольких из них с партийных и государственных постов (досталось и Ламберту - впрочем, у него официальных постов было негусто). Но было уже слишком поздно. Либералы открыто называли речь Райхспрезидента "неуклюжим маневрированием в страхе перед народным волеизъявлением". И даже последняя победа Управления, которому удалось-таки доказать, что по крайней мере часть агитационных материалов СЛС печатается на американские деньги, мало что могла изменить. "Шук тоже критиковал ламбертизм, не иначе, он тоже американский наймит!" - ехидничала в своих статьях Новодворская. Тиражи арестовывались и изымались (благо теперь для этого появилось более чем веское основание), но тут же появлялись новые. Можно рассыпать набор в типографии, но нельзя приставить полицейского к каждому рехнеру с друкером...
Референдум принес демократам 60.73% голосов. В основном, конечно, за счет восточных территорий, голосовавших чуть ли не единогласно, но и в Фатерлянде поддержка режима оказалась значительно ниже, чем три месяца назад. Результаты были подсчитаны с дойчской скрупулезностью и честно оглашены в новостях. Два-три процента еще оставляли бы теоретическую возможность для манипуляций (хотя и затрудненных широко разрекламированной прозрачностью всех этапов процедуры), но почти одиннадцать - это был факт столь же бесспорный и безнадежный, как рак в четвертой стадии.
Консерваторы во главе с Ламбертом, однако, не пожелали с этим мириться. Они объявили, что результаты референдума должны быть аннулированы, а Райхспрезидент и правительство, как "пошедшие на поводу у врагов Райха и не обеспечившие безопасности государства", смещены со своих должностей. Путчисты образовали Чрезвычайный Государственный Комитет, провозгласивший, что он берет на себя все управление страной "до созыва Чрезвычайного съезда Партии и устранения угрозы государственному строю". Им удалось занять несколько министерств, включая военное (что неудивительно, учитывая, что в число заговорщиков вошли военный министр и несколько генералов) и блокировать Шука в его резиденции (штурмовать которую они, однако, не осмелились, понимая, что охрана Райхспрезидента будет стоять до конца, и без большой крови дела не завершить; ограничились тем, что отрезали Шуку всю связь, включая беспроводную, для чего к резиденции подогнали глушилки РЭБ). В войска полетели шифрограммы от имени Комитета с приказами прибыть в столицу "с целью обеспечения порядка и общественного спокойствия".
И вот тут на сцену выступил СЛС. Даже после победы либералов на референдуме консерваторы по традиции не принимали их всерьез, полагая, что основная борьба развернется с "новообновленцами" и сторонниками Шука внутри НСДАП. Меры по аресту лидеров СЛС, правда, принимались, но вялые и бессистемные (задача осложнялась и тем, что лидером в собранном из карликовых партий Социал-Либеральном Союзе мнил себя чуть ли не каждый третий). Однако в первый же день переворота СЛС удалось вывести на улицы Берлина сто пятьдесят тысяч человек - не так уж много по сравнению со всем населением столицы и тем более страны, но, собранные в одном месте, они производили впечатление. Причем не все они были вооружены лишь лозунгами и транспарантами. Были среди них и люди с охотничьими ружьями, и немногочисленные, но хорошо организованные отряды немногословных мужчин с невесть откуда взявшимися "Шмайсерами", и даже берлинские полицейские с табельным оружием и в форме. Присутствие последних было легко объяснимо, ибо СЛС, несмотря на сопротивление отдельных радикалов в своих рядах, с самого начала событий выдвинул грамотный лозунг защиты законности и Райхспрезидента. Должно быть, и в страшном сне не мог себе представить Шук таких защитников...