Юби: роман
Шрифт:
Лев Ильич был молодым, веселым, заводным и смешным. Он не выговаривал чуть ли не половины букв в словах и когда при первом появлении в классе объяснял, как к нему обращаться, все покатились со смеху – получилось Йеф-Иич. Так его и прозвали, сократив со временем отчество до короткого Ич, а иногда безо всякого отчества – просто Йеф.
Но – удивительное дело, – когда Йеф начинал говорить, когда заводился и увлекался, – слушатели переставали замечать, что он чего-то там не выговаривает и где-то там картавит. А может, он даже и переставал картавить, и все звуки стройно становились на положенные им места.
Кстати, теть-Оль сразу
Главное, что Недотепок был не один. К нему должна была приехать из самой Москвы семья, и целую осень Йеф-Ич перестраивал старую и с виду негодную школьную квартиру на втором этаже древнего кирпичного дома, первый этаж которого был занят разными складскими помещениями. В помощь ему подтянулись из поселка друзья прежнего учителя, который сидел сейчас, как мы знаем, за продажу родины… Угуч по собственной воле был на этой стройке самым первым помощником, и как ему ни втолковывали, что это нельзя, что не должен, мол, учитель пользоваться трудом ученика, все равно, Угучу эти резоны что горохом о стену…
– Жиды завсегда друг за дружку… Кажинный норовит другому пособить…
– Вядомае дело…
Работяги школьных хозяйственных служб понимающе поцокивали, глядя на спорый ремонт запущенной квартиры. Они были совсем не прочь тоже включиться и чего-нибудь сделать да в чем-нибудь подмогнуть (не бесплатно, разумеется), но их не звали.
– Слушай, – обратился к Недотепку парень из поселка, которого звали Серегой, – а почему это они все жужжат «жиды да жиды»? – Ладный Серега кивнул на зрителей из школьных работников. – Ты еврей, что ли?
– Азумеется, – подтвердил Йеф.
– Вот так номер, – присвистнул Серега. – Я вообще-то евреев как-то не очень…
– А как же ваш и мой длуг? – остолбенел Йеф.
– Какой друг? – не врубился Серега.
– Ним. – Похоже, и Йеф ничего не понимал. – Наум Ним, который нас длуг с длугом….
– Наума? – удивился в ответ Серега. – Тимка! – позвал он. – Мешок! Идите сюда! Слушайте, чего он гонит!
Друзья, утирая пот, разогнулись и подтянулись поближе.
– Че стряслось? – поинтересовался Тимка, прополаскивая рот водой.
– Он говорит, что наш Наума – еврей…
– Я вообще-то евреев не очень, – недоверчиво протянул Тимка, – но помню, что-то такое Наума говорил.
– Точно говорил, – вступил Мешок. – Еврей, без сомнений.
– Тогда другое дело, – тяжко вздохнул Серега. – Тогда я к евреям всей душой…
Квартира была готова к первым холодам, и сразу же к Йефу прикатила жена с сыном Даниилом, обезноженным загадочной хворобой с непроизносимым названием. Но про это узнавали погодя, а первым делом все замирали, глядя на Йефову жену. Надежда Сергеевна была невероятно пригожа нездешней, киношной какой-то красотой и с первого шага сразу же отодвинула далеко назад всех школьных красавиц, включая даже теть-Олю. Только вот жила Надежда Сергеевна словно на ощупь, как потерянная…
– Несмеяна, – выдала теть-Оль свое фирменное. – Хотя, по правде кажучи, и не придумать, с какой радости ей смеяться…
Угуч буквально прилип к сыну Йефа. Даниил был по годам вровень Угучу, но, щуплый и хрупкий, из-за болезни казался Угучевым младшим братом.
Они натурально срослись друг с другом. Угуч сажал Даниила себе на плечи, и перед тем открывался огромный и ранее недоступный мир. Куда там креслу-коляске гоняться за крепким и быстрым Угучем!.. Да и не за Угучем вовсе, а за кентавром Дим-Даном, как сразу же прозвал их Йеф-Ич, объяснив Угучу, что жили когда-то такие диковинные существа в Греции, только у них было по две руки и четыре ноги, а у Дим-Дана – наоборот. Угуч даже не придерживал своего всадника – так ладно чувствовали они друг друга. Йеф мужественно замирал, глядя на их стремительный бег с прыжками через разные пни да колдобины, а вот Надежда Сергеевна бледнела в полотно и спешно отворачивалась.
– Я не могу этого видеть, – говорила она Йефу… и Угучу… и Даниилу.
– Мам, а ты и не смотри, – отзывался сын.
– Трусиха наша, не отнимай у Данилы такую радость, – вторил сыну Йеф.
– Угу, – соглашался с ними Угуч.
Ясное дело, к Даньке в комнату Угуч шастал, как к себе домой, хотя никакого дома у него отродясь не было и он знать не знал, как туда шастают. Понятна и уверенность Угуча в том, что Йеф оставит его после школы рядом со своим сыном. Может, усыновит, а может, и просто оставит. Угуч не знал, как это будет выглядеть в разных скучных деталях, и про эти детали не думал. Это же был не план действий, а мечта. И кто бы решился осмеять эту его мечту!..
До сегодняшнего неправильного дня, до недавнего странного нападения Недомерка и до обидного заступничества теть-Оли Угуч хранил и взращивал эти свои три мечты. И вот в один день все они расползлись так, что и не ухватить…
Еще вчера он затруднялся в выборе мечты, по которой станет проживать свое послешкольное будущее. Хорошо, конечно, пожениться на теть-Оле и ходить по здешней кухне-столовой полным хозяином. Но и с героем отцом уехать отсюда под завидущими глазами всей школы – тоже хорошо. И хорошо остаться в семье Йефа, даже и при откровенной и такой несправедливой неприязни к нему Надежды Сергеевны.
Иногда Угуч пытался совместить разные мечты в одну свою жизнь, но получалась полная ерунда. Ну вот, например, несется он кентавром Дим-Даном по лесной тропе, а рядом теть-Оль в подвенечном платье. Разве ж она угонится за кентавром?.. А как можно свести вместе отца – самого настоящего чекиста и Йефа, друг которого продал родину?.. А Недомерок говорит, что и сам Йеф продает родину. Как же его соединить с отцом-чекистом?..
Угуч представил, как его отважный отец-разведчик, похожий на Штирлица, подходит к ослику Иа-Иа, на которого чем-то неуловимым походил Йеф-Ич…
«Ну что, брат, – спрашивает умный и неотразимый Штирлиц, сжимая в кармане рукоять пистолета, – хвоста не было?»
«Откуда бы ему взяться? – вздыхает ослик. – Я же его еще с утра потерял…»
«Вот и славно, – прищуривается Штирлиц, вытаскивая…»
Пронзительно засвистел серебристый репродуктор – вверху над парадным и в обычные дни наглухо запертым школьным крыльцом.
«…есять часов московского времени, – оглушительно громко оповестил репродуктор всю школу, и лес за школьной оградой, и кладбище, рассыпанное среди сосенок этого леса, и дальше – весь поселок, куда, если пешком, то пилить и пилить… Радиорупор снова засвистел-захрипел-закашлялся: – …заботой Коммунистической партии и советского правительства о жителях тех районов, которые в результате аварии на атомной электро… – Потом снова все слова заглушил треск, его сменил резкий, разбойничий какой-то свист и опять захрипело – в этот раз совсем надолго. – …переменная облачность, без осадков, температура воздуха 19 градусов по Цельсию. Вы слушали прогноз погоды на сегодня, 28 мая 1986 года. А теперь…» – Репродуктор еще раз свистанул и затих…