Юг-Север
Шрифт:
Поздняков кивал, прекрасно понимая, что никуда он от раненного лейтенанта не уйдет. Группа справится и без проводника. Во всяком случае - должна справиться. В десяти километрах от города, да с картами, если заблудятся - сами себе пилигримы из 331-го парашютно-десантного полка...
– Ага. Что еще? Девушке написать или на словах? Поцеловать за тебя?
Котельников криво улыбнулся.
– Ты ж ее трахнуть попробуешь, я тебя, Степаныч, изучил неплохо.
– Там как пойдет, - криво усмехнулся Поздняков, в тон умирающему.
–
– Поцелуй, просто поцелуй, - снова улыбнулся лейтенант.
– И еще, насмеши меня напоследок, а? Ты же умеешь....
Сперва Поздняков подумал, что все - чокнулся летеха. Обдолбанные говносеки полезут в атаку через несколько минут. А там – тридцать секунд перестрелки, и все. У гарнизона подстанции на двоих – полтора магазина и граната. Но, глянув в глаза Вовки, понял, что тот всерьез.
– Насмешить, говоришь?
– Ага…
Сержант думал недолго. Прокашлявшись, он заорал во все горло, как орал когда-то в Оршанце, на конкурсе строевой песни…
– Эй, какол иппаный! Прыхади, я твой жопа иппать буду! Я твой мать ипал, атэц ипал, тебя в рот-жопу ипал! У какол жопа мягкий!
Поздняков замолчал на пол секунды, переводя дыхание.
– И твой хата труба шатал, и на твой голова срал! И мамонт твой угонял, какол глюпый!
И добавил вовсе уж нечеловеческим ревом:
– Аллаху Акбар!
Со стороны укров будто вулкан проснулся. По подстанции лупили из всего что можно. Хорошо хоть гранатометов не было. Железо-бетонные стены неплохо держали «калашовскую» пулю, но против любого из ПГ могла и спасовать…
– Насчет мамонта, это ты явно перегнул, хотя вроде как Незалежная Рохляндия родина слонов?
– закашлял - засмеялся Котельников, и добавил, задыхаясь.
– Уходи, Степаныч.
– Чего? – не понял сержант.
– Куда я уйду?
– Туда, - мучительно закусив губу, махнул рукой лейтенант, - я сдохну минут через десять. А с той стороны вентуха есть, ты же видел. Пролезешь. А они со мной всяко повозятся.
«Слава Украине!» - раздался со стороны вражеских позиций многоголосый рев. Чего у говносеков не отнять - так это дурной отваги.
– Чтобы я сукой себя всю жизнь чувствовал?
– А мне похеру. Приказ. Понял?
– Да пошел ты.
Усталость навалилась тяжелым прессом, буквально вдавливала в пол. Так что даже ругаться витиевато не хотелось. Слишком тяжело. Тяжело объяснять, что лейтенант дурак и приказ у него дурацкий.
– Дурак, - тихо сказал Котельников, почти прошелестел сухими губами. Поздняков сначала даже не понял, что это голос раненого, а не эхо его собственных, поздняковских мыслей.
– Дурень... Им еще пилить и пилить до своих. Добро бы еще самих себя несли, но телефон... его доставить надо.
Голос дрожал и срывался, но раненый упорно приставлял слово к слову, стараясь донести самую важную в жизни мысль.
– "Любой ценой". Как в кино... Оно и в жизни так бывает, оказывается... А ты в героя играешь...
Котельников закашлялся, на губах заалела кровавая пена.
– Последний герой боевика, твою мать...
– Сука ты, лейтенант, - выдохнул Поздняков.
– Гранату оставь, - властно распорядился лейтенант.
– «Грача» забери. У меня в магазине патронов немного осталось. Тоже пригодятся
Поздняков положил «лимонку», отогнув проволочные усики, чтобы у раненного сил хватило вырвать чеку. Засунул в разгрузку полупустой магазин, выщелкнутый из АКСа Котельникова.
– Пистолет себе оставь. Я ваших офицерских штучек не разумею.
– Удачи.
Поздняков молча кивнул. По стенам снова зацокали пули…
Глава 16. Север
Поздняков лежал у стены, чувствуя, как сквозь дыры в куртке крадется холод. Это же надо было так удачно упасть, чтобы порваться о дюралевые лохмоты… Наверное, только рукава целые и остались. Хотя нет, локоть правой мерзнет. Похоже, и там дыромаха.
Старший сержант попробовал подняться. Ноги не сгибались, а вроде бы целая левая рука, предательски поехала по утоптанному льду.
– Врешь, не возьмешь, клятый черный… - прошипел-прорычал сержант, снова облокотившись о замерзшую стену. Слова на морозе замерзали, обрушивались вниз шелестящими кристалликами букв.
Надо встать. Надо! Иначе замерзнешь. И будешь тут лежать самым настоящим «снежным человеком». Разве что не таким мохнатым, и не таким загадочным. Причины смерти налицо будут. Множественные пулевые и полный замёрз организма. Поздняков с трудом задавил неуместный смех. Ушиб всей бабки чистейшей воды, блин!
Пронесся над ССП порыв ветра, завыл угрожающе, оцарапавшись о рваные раны полярной станции, выпачкав бока свежей сажей…
Смерть неприглядна в любом виде. Сержант, что еще в девятнадцать сделал службу своей главной профессией, мертвых видел много. Самых разнообразных. И быть одним из них, ему все же, не хотелось.
– А не спеши ты нас хоронить! А у нас дохрена еще дел! – пропел-прохрипел Поздняков и снова попробовал подняться. На этот раз, он перевернулся на живот, уткнувшись в грязный снег, и рывком, отнявшим половину здоровья, сперва, встал на колени, затем, опершись правой рукой, подвывая от боли, кое-как поднялся. Его тут же повело назад. Сержант устоял. В голове зашумело. Сплюнул кровью.
– Замерзла, падла… - с удивлением произнес Поздняков, вытерев рот и увидев, на «слюнявчике» перчатки красные льдинки.
Странное дело, но было совсем не холодно. Наверное, пришла пора умирать.
Не дождетесь.
Поздняков наклонился, ухватившись за кусок какой-то трубы, подобрал чужой пистолет. Что выстуженная забугорная игрушка штатно сработает уверенности не было. Но не снежками же кидаться, если вдруг вывернет из-за угла какая сволочь. И в автомате патроны кончились. Да и не поднять его.