Юмор как способ влияния
Шрифт:
Смех – это бесплатное лекарство
Мы находим в жизни только то, что сами вкладываем в нее.
В 1991 году вышла в свет книга Н. Казинса «Биология надежды». В ней подробно рассказывается о многочисленных экспериментальных исследованиях, доказавших многообразие полезных свойств смеха и, в частности, тот факт, что смех стимулирует выделение эндорфинов – собственных морфинов организма. Смеясь, мы чувствуем себя гораздо лучше, поскольку эндорфины притупляют ощущение физической и душевной боли.
Установлено,
Еще в Средние века родилось утверждение, что с прибытием в город комедиантов становится меньше работы для врачей. Во время Великой депрессии в США были снижены цены на билеты в кинотеатры, а Голливуд выпускал множество светлых, веселых комедий и мюзиклов. Это помогало американцам уходить от чувства отчаяния и безысходности.
Если говорить о сегодняшнем дне, то роль «важнейшего из искусств» перешла к телевидению. Для здоровья, поднятия настроения лучше всего смотреть юмористические программы – те, разумеется, в которых действительно есть над чем посмеяться. К сожалению, таких программ очень мало – значит, тем более не стоит их пропускать. Вместо этого многие телезрители ежедневно по нескольку часов кряду подвергают свой мозг беспрестанному промыванию потоком информационных нечистот. В России таковы новостные программы всех телеканалов ЦТ. Создается впечатление, что в эфир допускается только политический официоз и «чернуха». Как будто ничего хорошего в России и не происходит.
Средняя продолжительность пребывания у телеприемников россиян нам неизвестна, но в США, согласно исследованию А. Нильсена, с сентября 1990 по август 1991 года средняя продолжительность ежедневного просмотра телевизора американцами составляла 6 часов 56 минут.
Исследования процесса выделения эндорфинов помогли объяснить интересный факт: наркоманы и алкоголики воспринимают смех как сигнал начала избавления от пагубного пристрастия. Теперь понятно почему. Если человек может посмеяться над тем, что еще недавно подавляло его, значит, он обрел внутренний самоконтроль и перспективу в жизни.
Кроме того, как было уже сказано, смех накачивает организм эндорфинами, то есть своего рода «морфином»!
Именно так утверждал философ Ницше.
Действительно, смех дает нам облегчение, освобождение от какой-либо зависимости. И одновременно воспринимается как проявление свободы. Смех выражает наши стремления к самостоятельному, независимому действию, помогая его реализации.
Любое ограничение свободы и независимости – фактор стресса.
В одном из исследований доказано, что секретари, лишенные инициативы и обязанные лишь выполнять поручения, страдают болезнями, связанными со стрессом, гораздо чаще, чем руководители и специалисты, которые находятся под постоянным давлением ответственности за принимаемые ими решения, влияющие на их судьбу.
К несчастью, самым главным источником стресса является как раз то, над чем мы совершенно не властны, и это буквально сводит нас с ума. Несомненно, человеку для сохранения здоровья необходимо хотя бы в какой-то степени влиять на свою жизнь.
Наблюдения, проведенные в трех домах престарелых, выявили такую закономерность: там, где пожилые люди имели возможность включением светового сигнала сообщать, что им пора поесть или нужно поговорить по телефону, их смертность снижалась примерно на 50 %.
Дети и подростки смеются в десятки раз чаще взрослых, потому что у них еще не атрофировались природные механизмы сохранения психического здоровья и самозащиты.
Поводы для смеха дети создают из ничего. Для них смех – просто проявление здоровья. Точно подметил А. П. Чехов: «Смех без причины – лучший смех на свете».
О том, что смех – это способ психологической защиты, свидетельствуют, в частности, и два следующих факта: 1) смех – это чисто человеческое явление, ведь животным смех незнаком; 2) установлено, что младенцы смеются в 15 раз чаще, когда их щекочет мать, а не посторонний человек, то есть даже такой, казалось бы, «чисто физиологический» смех, как смех от щекотки, рождается лишь при чувстве безопасности, которое, безусловно, связано с матерью.
Отчего мы не смеемся во сне? Редкая улыбка, озаряющая иной раз лицо спящего, не в счет – она знак удовольствия, блаженства, но не смех. Улыбка приходит оттого, что нам хорошо, а не потому, что смешно.
Удивительно: сон – это жизнь без смеха. Во сне есть радость, страх, печаль, гнев, а смеха нет. Почему? По-видимому, потому, что смех – это работа сознания, а оно во сне выключено. Выходит, что сон – усыпитель смеха, а смех – привилегия разума.
Во сне нет не только смеха, но и удивления. Впрочем, это понятно. Мы не смеемся во сне потому, что ничему в нем не удивляемся. У удивления и смеха общее основание – рефлексия, то есть способность увидеть себя со стороны. Во сне же рефлексии нет – в сновидении мы никогда не видим себя со стороны.
О том, что без рефлексии невозможно полноценное мышление, красноречиво свидетельствует история из книги Айзека Азимова:
«Средневековье. Рим. Папа хочет изгнать из города евреев. Нарастает напряжение. Возникает угроза гражданской войны. В конце концов Папа предлагает провести открытый диспут с каким-нибудь представителем евреев. Если евреи одержат верх в этом диспуте, они смогут остаться в Риме. Если победит Папа – им придется покинуть город. Но ни один из раввинов не желает участвовать в таком диспуте, считая его пустой затеей, ибо Папа будет в нем одновременно и участником, и верховным судией. Но вот приходит синагогальный служка и заявляет о своей готовности поспорить с Папой. Раввины сначала не соглашаются, считая, что такое важное дело, как диспут с Папой, синагогальному служке не по силам. Но поскольку других желающих потягаться с Папой не находится, они соглашаются.
И вот наступил день диспута. Папа между тем потерял свою уверенность. Он вдруг стал сомневаться, сможет ли победить в открытом поединке с воспитанными на Талмуде евреями, с их риторикой и склонностью к использованию парадоксов. Папа, сам устанавливая правила игры, решает, что диспут должен проходить в полном безмолвии (как сказали бы психологи, носить совершенно невербальный характер).
Диспут начинается. Папа сжимает руку в кулак, лишь указательный палец остается выпрямленным, и делает энергичный жест в сторону неба. Синагогальный служка столь же энергично показывает на землю. Папа снова показывает указательным пальцем на небо. Синагогальный служка поднимает правую руку и решительным жестом показывает три пальца. Папа несколько озадачен. После непродолжительных колебаний он запускает руку в свою мантию и вытаскивает замечательное круглое золотое яблочко. Без промедления синагогальный служка запускает руку в свой халат и церемонно достает оттуда пакетик. Затем он разворачивает его и достает мацу. Папа кивает головой и говорит:
– Вы победили.
Папа вместе с потрясенными кардиналами уходит.
– Прошу прощения, – говорит он, – этот человек оказался исключительно находчивым, настоящим мастером диспута. Я не мог его победить.
Кардиналы спрашивают, что же произошло, никто из них ничего не понял. Папа объясняет:
– Все ведь было ясно. Я показал указательным пальцем на небо, говоря тем самым: «Есть только один Бог». Мой оппонент возразил, указав на землю: «В аду есть и дьявол». Что я мог на это ответить?
Ведь это соответствует положениям нашей католической веры. И я сказал: «Но Бог все же сильнее». А служка ответил, подняв три пальца: «Но только потому, что Бог триедин». И что я мог возразить? Ведь именно так утверждает наша религия. Затем и я хотел вразумить его, показав яблоко как символ лжеучения, согласно которому Земля представляет собой шар. Что делает в ответ он? Показывает лепешку, мацу, и говорит тем самым, что в действительности Земля плоская. Все правильно. Так я и проиграл.
Но и раввины озадачены ходом диспута. Больше всего их удивила быстрота, с какой синагогальный служка взял верх над Папой.
– Как это тебе удалось? – спрашивают они его.
– Очень просто, – отвечает служка, – сначала Папа показал мне кулак с оттопыренным пальцем, что означало: «Убирайтесь из Рима». Тогда я дал ему понять, что мы останемся здесь, что бы ни случилось. Тогда он снова показал мне кулак с оттопыренным пальцем, говоря тем самым: «И все же вы уберетесь отсюда». Я ответил: «Ты можешь повторить это трижды, а мы все равно останемся здесь». И что он тогда сделал? Он вдруг сунул руку в карман и достал оттуда то, что у него было с собой на полдник. Тогда и я показал ему, что у меня на полдник».