Юмористические рассказы
Шрифт:
Банкин вынул часы, и опять лицо его засияло счастьем.
— Молочко пьёт, — радостно засмеялся он. — Проснулся, вероятно, и говорит: мамоцка, дай маяцка!
— Ну, это, кажется, вы хватили… Сыну-то вашему всего-навсего два месяца… Неужели он уже говорит?
Я сам был виноват, что коснулся этого предмета. Разговор о Петьке начался у нас в восемь часов и кончился в половине двенадцатого.
— Видите ли, — начал просветлённый Банкин, — он, правда, буквально этого не говорит, но он кричит: мам-ма! И
— Чему?
— Тому, что я вам расскажу. Да нет, вы не поверите…
Я дал слово, что поверю.
— Представьте себе: прихожу я… Позвольте… Когда это было? Ага! Прихожу вчера я домой, а он у Зины на руках. Услышал шум шагов и — ха-ха! — оборачивается и — ха-ха!.. ха-ха-ха!.. — оборачивается и говорит: лю!
— Ну?
— Говорит: лю! Каков каналья!
— Ну?
— Ха-ха! Лю! — говорит.
— Что же это значит — лю? — спросил я, недоумевая.
— Неужели вы не поняли? Это значит: папочка, возьми меня на руки.
Я возразил:
— Мне кажется, что толкование это немного произвольно… Не значило ли лю просто: старый осёл! Притворяй покрепче двери…
— Ни-ни. Он бы это сказал совсем по-другому. А вы знаете, как он пьёт молоко?
Я поёжился и попробовал сказать, что знаю. Банкин обиделся:
— Откуда же вы можете знать, если вы ещё не видели Петьки?
— Я, вообще, знаю, как дети пьют молоко. Это очень любопытно. Я видел это от пятидесяти до ста раз.
— Петька не так пьёт молоко, — уверенно сказал Банкин.
На половине описания Петькиного способа пить молоко сторож попросил нас удалиться, так как бульвар закрывался. Желая сделать сторожу приятное, Банкин пообещал, что, когда его Петька научится ходить, он будет играть песочком только на этом бульваре.
По свойственной всем бульварным сторожам замкнутости, этот сторож не показал наружно, что он польщён, а загнал восторг внутрь и с деланным равнодушием сказал:
— Пора, пора! Нечего там.
В маленьком ресторане, куда мы зашли выпить по стакану вина, мне удалось дослушать конец Петькиного способа пить молоко. Кроме того, мне посчастливилось узнать много ценных и любопытных сторон увлекательной Петькиной жизни, вплоть до самых интимных…
Из последних я вынес странное убеждение, что Банкин был удовлетворён и чувствовал себя счастливым только тогда, когда пиджак его или брюки были окончательно испорчены легкомысленным поведением его удивительного отпрыска.
Истощившись, Банкин долго сидел, полный тихой грусти.
— За что вы меня не любите?
— Я вас не люблю? — удивлённо вскинул я плечом. — С чего это вы взяли?.
— Вы меня не любите… — уверенно сказал Банкин. — Вы не могли за это время собраться — зайти ко мне и взглянуть на Петьку.
— Господи помилуй! Да просто не приходилось. На днях зайду. Непременно зайду.
— Правда?! Спасибо, Я вижу, вы полюбили моего Петьку, даже не видя его. Что же вы запоёте, когда увидите!
Спину мне разломило, и глаза слипались.
Я попросил счёт и, зная, что с Банкиным мне по дороге, попробовал завязать разговор о самой безобидной вещи:
— Ночи теперь стали короче.
Банкин тихо засмеялся.
— Да, да! Светает в четыре часа. Просыпаюсь я вчера, смотрю — светло. А он ручонку из кровати высунул и пальцем… этак вот…
— Пойдёмте! — сказал я. — А то мы не достанем извозчика.
— Успеем. У него теперь самый сладкий сон. Поверите ли вы, что если его поцеловать — он не просыпается.
— Это неслыханно, — пробормотал я. — Человек! Пальто.
Однажды Банкин зашёл ко мне. Я познакомил его с сидевшим у меня редактором еженедельного журнала и приветливо спросил:
— Как поживаете?
— Он уже ходит, — подмигнул Банкин. — А вчера какой случай был…
— Так вы говорите, что теперь еженедельники не в фаворе у публики? — обратился я к редактору. — Скажите…
— А вы бросьте издавать еженедельник, — перебил Банкин. — Начните что-нибудь для детей. Это будет иметь успех. Да вот, я вам расскажу такой пример: есть у меня сын — Петька. Удивительно умный ребенок. И он…
— Вы, господа, поговорите здесь, — сказал я, вставая, — а мне нужно будет на часок съездить. Вы уж извините.
Дня через три я встретил Банкина возле итальянца — продавца разной дряни из кораллов и лавы.
— Это для взрослых… Понимэ! Эй, как вас… синьор! Понимаете — для взрослых. Иль грано! А мне нужно что-нибудь для мальчика… Копренэ? Анфана! Понимаете, этакий анфан террибль! Славный мальчишка… Да не брелок! На черта ему брелок, уважаемый синьор? Фу, какой вы бестолковый!
Я тихонько прошёл мимо, но, возвращаясь обратно на трамвае, опять встретил Банкина. Он промелькнул мимо меня на противоположном трамвае, увидел моё лицо, и до меня донёсся его радостный, но совершенно непонятный мне крик:
— А Петь… В кашу рук…
Вчера вышел на улицу, и первое лицо, которое мне попалось, был Банкин.
— А я за вами.
— Что случилось?
— Пойдёмте. Посмотрите теперь на моего Петьку — ахнете! Вы помните, я вам рассказал в трамвае о его — ха-ха! — поступке с кашей — ха-ха! — Помню, — сказал я. — Очень было смешно.
— Это что! Вы посмотрите, какие штучки он теперь выделывает.
Впереди нас шла нянька с мальчиком лет трёх.