Юность Ашира
Шрифт:
— Пока идут первым, а вот нефтяные двигатели скоро начнем делать, могут и не пойти. Ну-ка бери, Ашир, линейку, замеряй по шаблону. Так. Теперь замеряй вот этот прутик.
— Лучше тот, этот погнутый.
— Давай другой, — согласился Коноплев. — Точнее получается? То-то же! А еще удобнее для работы записывать все размеры на бумажке. С расчетом будешь работать — избежишь брака.
— Я брака больше не допущу! — с жаром отозвался Ашир.
— Верю, — спокойно проговорил Коноплев, посмотрев на него.
— Лишняя возня, — перебил их разговор Зубенко. — Карандаш,
После небольшой паузы Коноплев ответил ему: — Арифмометр не арифмометр, а приспособление для механической резки проволоки не мешало бы завести. Где ваша рационализация? Раскиньте умом, подумайте.
«Вот бы мне сделать это, чтобы всех удивить!» — размышлял Ашир.
Остаток дня он проработал под впечатлением разговора с Николаем Коноплевым.
В клуб на занятия Ашир ходил, как примерный ученик, с тетрадями и ручкой. Он даже купил чернильницу- непроливалку и ее брал с собой. Записывал все, что говорили мастера, главный инженер, опытные рабочие, делившиеся с молодежью своими знаниями. Иной раз занятия проводились прямо на заводе, тогда классом становился цех, а партами — станки и столы с разложенными на них инструментами или рабочее место литейщиков возле вагранки.
Такие занятия Ашир любил больше всего. В стахановской школе он изучал не только слесарное дело, но осваивал и формовку, знакомился с литьем, своими руками уже делал несложные формы.
Слесарь-каркасник должен и это знать. Максим Зубенко — тот мог в любое время заменить формовщика или литейщика, умел делать и шишели. Ашир тоже проявлял живой интерес к литейному делу. Работать на таком большом заводе и знать только слесарные инструменты! Нет, этого мало, тем более, что учеба ему давалась без труда.
В этот вечер он пришел на занятия, как всегда, вместе с Сережей. Сергей Удальцов, тот самый вихрастый парень с веснушчатым лицом, с которым Ашир познакомился в столовой, уже больше года работал на заводе формовщиком. В литейной они сразу же узнали друг друга и хотя подружиться по-настоящему еще не успели, но вместе ходили на занятия. Сережа жил в другом районе, за железнодорожной линией, и по пути иногда заходил за Аширом в общежитие.
Возле клуба в садике, где молодежь обычно собиралась задолго до начала занятий, сегодня почему-то никого не было.
— Напрасно мы с тобой торопились, ремесленник, — позевывая, сказал Сережа. И, заложив руки за голову, развалился на скамейке.
В садике приятно веяло холодком. Весь он, кроме песчаных дорожек, был залит водой и словно охорашивался после дневного зноя. Тихонько шумела листва, меж ветвей устраиваясь на ночлег, гомозились птицы. Тонконогое персиковое дерево стояло в воде, точно задремавшая цапля. Между стволами уже сгущались сумерки, а на верхушках деревьев еще играли багряные отблески заката. Горы потемнели, за их резко очерченными вершинами бездымно догорал огромный костер. Краски неба быстро линяли, становились все бледнее, мягче.
Из соседнего парка послышалась музыка, в летнем кинотеатре прозвенел первый звонок. Сережа потянулся и, напрягая голос на высоких нотах, запел:
Вечерний звон, вечерний звон, Как много дум наводит он…— И знаешь, Ашир, каких дум?
— Каких?
— Хорошо бы сейчас погулять в парке.
— Неплохо. В выходной. погуляем.
— Да, не сегодня. Интересно, будет нынче спрашивать Захар Фомич? Наверно, будет. И так начнет: «При какой температуре плавятся чугун? Удальцов!» — Сережа вскочил со скамейки, вытянулся и начал декламировать: — Чугун плавится…
— Осечка!.. — Ашир сорвал с дерева листок, приложил его к губам и сильно втянул в себя воздух, но к его досаде хлопка не получилось.
— У меня осечка? Думаешь, не знаю, при скольких градусах начинает плавиться чугун?
— Ребята, идите скорее! — крикнул кто-то с крыльца клуба.
Ашир с Сережей переглянулись и наперегонки побежали к крыльцу. Так вот почему пустовал сегодня садик! Оказывается, ребята и девушки давно уже собрались и стояли в коридоре перед витриной. Тут же были главный инженер и мастер Захар Фомич Прудников.
Сначала они не поняли, почему возле витрины столпилось столько народу, а когда подошли ближе, увидели стенную газету. Ее только что вывесили, бумажные полосы были еще влажными от клея.
— Вот он, чистоплюй! — хихикнул кто-то тоненьким голоском рядом с Аширом.
— А что? В слесарной и впрямь давно пора навести порядок, — возражая, пробасил другой голос.
— Только пришел на завод и уже свои порядки наводит…
— Молодец, ничего другого не скажешь! — Густой бас. покрыл хихикающий голосок и окончательно утвердил над ним свою победу. — Конечно, молодец!
Чья-то большая жилистая рука водила узловатым пальцем по газетным строчкам и задержалась на заметке, помещенной сразу же за передовицей. Палец два раза подчеркнул заголовок и помедлил на верхней строчке.
«За чистоту!» — прочел Ашир заголовок и догадался, что здесь говорится о слесарной мастерской.
Ему уже не терпелось прочесть заметку, но узловатый палец освободил лишь первую строчку и медленно пополз вниз. Аширу и Сереже поневоле пришлось следовать за ним.
«На заводе все помнят, какой была недавно слесарная мастерская, — читал Ашир. — Эта безотрадная картина до сих пор у многих стоит перед глазами. Из паутины можно было веревки вить, пол подметали редко, тут и там валялась проволока годная и негодная. А кто не помнит гору мусора перед мастерской?»
Приставленный к бумаге палец задержался на месте.
— А Максим Зубенко читал? — крикнул кто-то позади Ашира. — Это ведь у него под носом была свалка!
— Не успел он, газету недавно вывесили.
Ашир впился глазами в строчки. О чем же там дальше говорится?
«…Мы эту грязь замечали, но никто не позаботился убрать, — читал дальше Ашир. — Комсомолец Давдетов недавно пришел на наш завод, но сразу заметил беспорядок в слесарной мастерской. Он понял, что грязь мешает работе…»