Юность Барона. Обретения
Шрифт:
– Недолго мне осталось, Юрочка.
– Э-э! Ты это брось! Я ж говорю: завтра начну работать у Федора Михайловича, и скоро хлеба у нас будет – куча. Ну, может, не куча, конечно. Но все равно.
– Ты адрес Самариных помнишь?
– Который новый? В Расстанном переулке, у Волкова кладбища? Помню.
– Дай мне слово, что, когда я… умру, вы с Ольгой переберетесь к ним.
– Это еще зачем? – набычился Юрка. – И вообще, перестань ты раньше времени себя…
– А затем, что, если ты действительно будешь ходить на работу, я не хочу, чтобы девочка оставалась одна-одинешенька здесь, в пустой квартире. А там и Люся
– Да.
– Дай мне слово, что именно так ты и поступишь.
– Я… я подумаю.
– Без всяких «подумаю»! Я жду!
– Хорошо. Даю. Слово, – нехотя выдавил из себя Юрка.
– Спасибо, – бабушка погладила его по голове. – Кормилец ты наш. А теперь дотянись до картины и сними ее.
– Зачем?
– Делай, что тебе говорят.
Юрка встал на цыпочки и осторожно снял с крюка картину.
– И чего?
– А теперь поводи ладошкой по стене в том месте, где она висела. Только сними варежку, так не нащупаешь.
– Чего не нащупаю?
– Там должен быть небольшой выступ. Такой, знаешь, словно бы камушек из стены торчит.
Если честно, в этот момент у Юрки зародились неприятные подозрения, что на почве голода и изможденности бабушка слегка повредилась рассудком. Тем не менее он продолжил покорно гладить стену.
– Нашел?
– Нет. Хотя, погоди. Во, вроде бы действительно что-то такое.
– Нажми на него. Сильнее.
Юрка что есть силы надавил на нащупанный камушек и…
Рука его, следом за небольшим квадратным кусочком стены, неожиданно поехала, подалась глубоко внутрь.
– ОХ! НИ ФИГА Ж СЕБЕ!
– Юрий! Сколько раз я просила, чтобы ты хотя бы в доме не употреблял дворовых выражений!..
«13 января. Вторник. Вчера вечером мы закатили настоящий пир. Правда, я хотела устроить его сегодня, чтобы отметить старый Новый год, но Олечка, увидев крупу и кисель, уж так радовалась, а потом так жалобно сверлила меня своими впалыми, с темными кругами глазищами, что я не выдержала. В конце концов, что такое один день, когда мы, по сути, вот уже полгода, собственно, и живем одним днем. И что с нами будет завтра – Бог весть.
Мой во всех смыслах авантюрный поход на Сенной рынок оставил тягостное впечатление. Сколько же разной сволочи и шкуродеров развелось в последнее время! В библиотеке рассказывали о расстреле шайки мародеров, которые грабили оставленные ленинградцами квартиры. А чем лучше эти, рыночные дельцы? Наживаются на людском горе, на самом святом – на жизни человеческой. Слетаются на чужую беду, словно трупные мухи. А их не то что не расстреливают, но даже не задерживают.
Вчера решилась и наконец рассказала Юре о тайнике. Чувствую, не долго мне осталось. Дай Бог сил протянуть хотя бы до марта, чтобы детям хотя бы достались мои карточки на целый месяц вперед. А если выменивать по чуть-чуть оставшиеся ювелирные украшения, думаю, они смогут дотянуть до лета. А там, надеюсь, всяко будет немного полегче. По крайней мере не будет этих ужасных, сводящих с ума морозов.
Взяла с Юры слово, что после моей смерти они с Оленькой переберутся к Самариным. Кажется, он воспринял мои слова со взрослой мужской ответственностью. Строго-настрого предупредила, чтобы молчал о тетрадях Степана. На самом деле лучшим вариантом было бы их сжечь, но уж такую великую цену в свое время пришлось заплатить за них, что у меня просто не поднимается рука. Опрометчиво рассказала внуку, в том числе, и о той отвратительной роли, которую сыграл в судьбе этих тетрадей Кудрявцев. Рассказала, а теперь жалею. Кажется, это знание стало чересчур сильным потрясением для мальчика. Ну да, в конце концов, он последний мужчина по линии Алексеевых-Кашубских. Если выживет во всем этом кошмаре, о чем я неустанно молю Бога, именно ему, Юрочке, доведется стать главой нашего рода и хранителем его семейных тайн».
– …Этот отчет я сейчас подписывать не стану. Хочу более внимательно ознакомиться. И всяко не… сколько на твоих командирских?
– Ноль ноль пятнадцать.
– Вот. И всяко не в первом часу ночи.
– Как скажете, Владимир Николаевич. Кстати, слышали про сегодняшнее, вернее, уже вчерашнее ограбление квартиры в Охотном Ряду?
– Во-первых, не ограбление, а квартирную кражу. А во-вторых… Пару часов назад мне уже звонили из Моссовета. Просили оказать шефскую помощь в расследовании преступления. В котором, с их слов, углядываются признаки статьи 79.1 УК РСФСР.
– «Воспрепятствование деятельности конституционных органов власти»? Это каким же боком?
– Видимо, посчитали, что сумма причиненного ущерба доставит потерпевшему столь тяжкие моральные страдания, что он длительное время не сможет достойно продолжать свою деятельность. В рамках «конституционного органа».
– Я так понимаю, вы их?..
– Да, на три буквы: эМ-Вэ-Дэ. А заодно посоветовал по возвращении сего деятеля из ГДР поинтересоваться: откуда в его квартире взялся подлинник Айвазовского?
– Да там, говорят, и без Айвазовского столько добра вынесли…
– Вот только не надо давить мне на жалость! Коленом! Ты же знаешь, Олег Сергеевич, я эту номенклатурную породу на дух не переношу. А уж конкретно сего потерпевшего маклака – в особенности. Так что я в чем-то разделяю позицию лихих людишек.
– Какую позицию?
– А такую, что, в самом деле, следует периодически устраивать встряску таким вот коллекционерам-любителям. Дабы шибко не возносились… Да, материалы по Юрию Алексееву запросили?
– Так точно. Спецкурьер уже в Ленинграде. Возвращается завтра, во второй половине дня.
– Как только появится – сразу ко мне.
– Слушаюсь.