Юность Барона. Потери
Шрифт:
В этот момент из детской в гостиную выбежала Лёля Самарина и капризно заявила:
– Мама, мне скучно.
– Так поиграйте во что-нибудь с Олечкой.
– Мы уже во всё поиграли. А теперь она рисует, а мне скучно.
– Так и ты садись рядышком и порисуй.
– Не хочу-уу. Олька красиво умеет рисовать, а я так не могу. И мне обидно.
– Сейчас я Юру домой позову, – поднялась из-за стола Елена. – Он вам книжку почитает…
Пацанвы во дворе
– Привет честной компании! Она же вверенный мне контингент, – поприветствовал тот мальчишек, возвращая мяч в поле.
– Здрасте, дядя Костя.
– Как делишки?
– Порядок в танковых войсках! – ритуально отозвался за всех Санька, отдавая честь.
– Да я уж вижу. Откуда такое богатство?
– Это Юрке дед Степан привез.
– Никак Казимирыч приехал?
– Ага, – подтвердил Алексеев-младший. – Заходите, дядя Костя, он радый будет.
– Я бы с удовольствием, но – служба. Ладно, народ, продолжайте культурно отдыхать. Только с мячом поаккуратнее.
– Само собой.
– Само собой, говоришь? А кто на прошлой неделе Синицыным стекло высадил?
– А это не мы.
– А коли не вы, тогда кто?
– Мы своих не закладываем.
– «Закладываем», – ворчливо передразнил участковый. – Вы мне эти блатные словечки прекратите. Тоже мне, Мустафа и компания.
Едва участковый удалился, как с балкона раздалось раскатистое и ой-как-некстатишное:
– Юра! Домой!
– Мам! Можно еще полчасика?
– Нет. Нужно посидеть с девочками.
– Тьфу. Опять Лёлька всё испортила, – Юрка сердито отпасовал мяч ребятам, подошел к Саньке и стянул с его головы шлем. – Мяч занеси, когда доиграете.
– Ладно. Завтра выйдешь?
– Ага.
– А можешь еще раз шлем вынести?
– Конечно, – обнадежил приятель и поплелся к подъезду.
– Юрка!
– Чего?
– А нисколечко он и не потрепанный. Шлем. Это Петька из зависти сказал.
– Я знаю…
– …А ведь еще в апреле двадцать второго года, когда генеральным секретарем избрали Сталина, на чем, заметьте, яростнее прочих настаивал нынешний враг народа Зиновьев, Ильич решительно возражал против подобного назначения!
Пока женщины в гостиной готовили финальную чайную церемонию, мужская половина переместилась на кухню – покурить.
– Не может быть? – не поверил Кудрявцев.
– А вот тебе и не может! Знаете, что он по этому поводу сказал? «Не советую. Этот повар будет готовить только острые блюда». Каково? Вот с тех пор только и делаем, что расхлебываем. Кашу. С перцем.
На
Оно и понятно: подобная фраза, пускай даже из уст старого ленинца, запросто тянула на срок. И отнюдь не маленький.
Вусмерть перепугавшийся Самарин нервно загасил окурок и поспешил вернуть разговор на исходные рельсы:
– Так вы, мужики, считаете, войны с Германией не избежать?
– Боюсь, что нет, – вздохнул Всеволод.
– Разумеется, войны с немцами не миновать, – согласился с ним Гиль. – Вот только мы к ней пока не готовы. Впрочем, вспоминая многовековую историю, приходится признать, что для матушки-России это абсолютно привычное состояние.
– Да бросьте, мужики! «Мы войны не хотим, но себя защитим».
– Само собой, защитим. Только в части «малой кровью» советую не обольщаться [5] . Вон твоя Лёлька потащила Юрика читать им про Мальчиша-Кибальчиша.
– А при чем здесь?..
– А при том, что Аркашка Гайдар, возможно сам того не ведая, выдал наш главный стратегический секрет. Закамуфлировав оный под более доступную детскому воображению «военную тайну».
– И что за секрет?
– А секрет заключается в том, что вечно у нас беда приходит «откуда не ждали». И пока не «засверкали огненные взрывы», пока Красная армия очухивается, готовясь перейти в наступление, всякий раз немало будет положено таких вот необученных «мальчишей». Именно они, что тот Ганс Бинкер, своими телами станут затыкать дыры в очередной прохудившейся плотине.
5
Собеседники цитируют фразы из популярной в ту пору песни «Если завтра война».
– Что за Ганс? Небось фашист?
– Ты, Евгений батькович, вообще, как, книжки в детстве читал?
– Конечно.
– А «Серебряные коньки»?
– Да я как-то больше по Нату Пинкертону ударял.
– Оно и видно. А возвращаясь к тому, с чего начали, сиречь к войне и готовности к ней, дай бог, чтобы у нас в запасе имелся хотя бы годик. А лучше два. Иначе – швах.
– Почему это швах? – снова возмутился, и снова абсолютно искренне Самарин. – Мы еще покажем Гитлеру, где раки зимуют. Я давеча читал в «Правде» доклад товарища…
– Угу, – хмуро перебил его Гиль. – Одному тут о прошлом годе уже попробовали. Показать. Хотели-то раков, а показали – сраку.
Заглянувшая на кухню на последней фразе Елена, реагируя на «сраку», неодобрительно покачала головой, однако замечания делать не стала. Молча сгрузила на поднос чашки и, восстанавливая мужской тет-а-тет, поспешила ретироваться. От греха.
– Вы это о чем сейчас, Степан Казимирыч?
– Это я сейчас о ком. О Маннергейме. К слову, довелось мне однажды видеть сего господина – вот буквально как вас.