Юность длиною в сто лет. Читаем про себя. Моледежь в литературе XX-XXI вв.
Шрифт:
Вот почему мы решили дать выговориться здесь не только непримиримым врагам, таким, как пламенный комиссар А. Фадеев и столь же убежденный ненавистник революции М. Булгаков, но и тем, чьи взгляды с течением лет менялись (А. Платонов, В. Катаев).
Молодому нашему современнику трудно представить, что значил миф о Великом Октябре для советского человека 20 века, причем на протяжении почти столетия! Он был частью сознания нескольких поколений. Это так заметно, например, в произведениях П. Нилина и Б. Васильева. Впрочем, как и всякий миф, он прошел путь от героических песен до скабрезных анекдотов, что блестяще использовал В. Пелевин на излете этого мифа, уже в 90-е.
Между
В СССР эпоху 20 –30-х героизировали. Лишь в начале перестройки, в 80-е, к читателю стали приходить книги о том, чем отметились 30-е годы в народной памяти негласно, но довольно стойко – о репрессиях Сталина. Этой теме посвящены произведения как участников и свидетелей тех событий (А. Рыбакова, Ю. Домбровского), так и потомков, для которых, похоже, эта тема и не изжита (З. Прилепин).
Все проблемы, которые щедро оставил нам 20 век, изживать вам, дорогие читатели!
Революция и жизнь «обывателя»
М. А. Булгаков «Записки юного врача», «Морфий»
Мы начнем, так сказать, «от противного», потому что противней Булгакова литератора для Советской власти в 20-е и 30-е гг., кажется, не было. Официоз называл его типичным представителем внутренней эмиграции и классово враждебным советской действительности, что, между прочим, было абсолютнейшей правдой – хотя сейчас в позиции писателя нам видится, скорее, здравый смысл, а не обывательская «бескрылость». Цикл очерков «Записки юного врача» и тематически примыкающий к ним рассказ «Морфий» повествуют о том, как события осени 1917 года еще НЕ отразились в жизни простого российского обывателя.
Итак, дождливым сентябрьским деньком 1917 года в дальнюю земскую больницу приезжает практиковать юный выпускник медицинского факультета. Больница отлично оснащена, ее еще не коснулась разруха, но для вчерашнего студента это слабое утешение. Опыта никакого, а начинать приходится с тяжелейшей операции… Его ждет много необычайных приключений на ниве врачевания, много смешного и страшного, масса лиц пройдет перед ним. Большинству он поможет, потеряв за год только шестерых больных, а ведь в день к нему являлось до ста пациентов! О революционных событиях ни полслова… И вдруг понимаешь скрытый пафос этих увлекательных очерков: настоящая жизнь не в кровавой междоусобице, в которой, как показал опыт, у нас не было победивших. Настоящий подвиг и смысл – вот в этой каждодневной потной, каторжной борьбе со смертью за жизни конкретных людей. Юный герой «Записок» – по сути, питомец прежней культуры и прежних интеллигентских норм и идеалов, рядом с которыми новые революционные веяния времени выглядят (по Булгакову) отступлением от элементарной человечности.
Но возле «Записок…», удивительно добрых и бодрых, человечных и «жизненных», тенью ложится рассказ «Морфий». Те же здесь люди (с другими именами), те же время и место действия, но… История юного врача Полякова, гробящего себя наркотиками, – это ведь тоже из личного опыта автора, едва не сгубившего себя морфием. Словно чуяли люди его круга: прежнее изжито, а воздух новой эпохи сожжет их легкие…
«…Ну
«Горло поднялось из раны, фельдшер, как мелькнуло у меня в голове, сошел с ума: он стал вдруг выдирать его вон… Я поднял глаза и понял, в чем дело: фельдшер, оказывается, стал падать в обморок от духоты и, не выпуская крючка, рвал дыхательное горло».
«Они, доктор, ведь как делают. Съездит такая артистка в больницу, выпишут ей лекарство, а она приедет в деревню и всех баб угостит».
«Ах, я убедился в том, что здесь сифилис тем и был страшен, что он не был страшен».
«Смерть от жажды райская, блаженная смерть по сравнению с жаждой морфия».
По этим двум произведениям Булгакова снят в 2008 г. один из лучших фильмов Алексея Балабанова «Морфий» (сценарий С. Бодрова-младшего). В главных ролях: Л. Бичевин, И. Дапкунайте, А. Панин, С. Гармаш.
«Морфий», 2008 г.
Пекло гражданской войны
Артем Веселый «Россия, кровью умытая»
«Сотрясаемый ураганом войны, шатался мир, от крови пьян». Так начинается бравурный и, возможно, лучше всех прочих выразивший дух времени, этот роман (1927-28 гг.) Кажется, он написан не человеком, а сложен тысячеустой молвой, навеян шквалами «эпохи перемен». Автор его – Артем Веселый (Николай Кочкуров). Он активный участник гражданской войны, причем и от чекистов сбегал, и от белых, и от «зеленых» (лютых крестьянских партизан). С марта 17-го года большевик, Николай Кочкуров в душе носил ту стихию вольной воли, которая, раз вырвавшись на свободу в год революции, так и не погасла в нем, чем, конечно, его и сгубила.
Главных героев в романе двое: солдатик Максим Кужель, которому поручено отвезти в центр урну с бюллетенями (его полк участвовал в выборах в Учредительное собрание), и анархист Иван Чернояров, который ух погулял, да и повешен был беляками. Но это лишь векторы смыслов, а главный герой – вал революции, прорвавшийся на страницы со своей божбой, руганью, мечтами и лозунгами, свирепой жестокостью, голодом, жаждой справедливости, лихостью, отвагой, похотью и корыстью. «Горы, леса, битые дороги… По хоженым дорогам, по козьим тропам несло солдат, будто мусор весенними ручьями… Поезда катились на север, гремя песнями, уханьем, свистом… Дребезжащие теплушки были насыпаны людями под завязку, как мешки зерном».
Фронт, бунтующая деревня, глухой провинциальный городок, митинги и склоки, бои и казни… В этой кровавой каше автор чувствует себя, как рыба в воде: азартно, весело, вот что значит пассионарий! Кочкуров-Веселый расскажет, а точнее, покажет, как Кужель понял: екнулось Учредительное собрание, екнулась еще и не изведанная Россией парламентская демократия, почему и отдаст он торговке драгоценную урну с голосами, чтобы селедку в бумажки заворачивала, а сам примкнет к главной правде (по его теперь думке), к главной железной силе – к большевикам.