Юность Поллианны
Шрифт:
Мальчик покачал головой. Глаза его перестали смеяться, потемнели и стали задумчивыми.
— Я бы хотел, чтоб они там были… — тоскливо вздохнул он. — Когда не можешь даже ходить, не можешь выигрывать битвы и отбивать трофеи, не можешь преподнести принцессе свой меч и заслужить золотые награды… — глаза его вспыхнули, грудь выпрямилась, словно в ответ на призывный звук трубы, но так же внезапно огонь потух и мальчик откинулся назад. — Ничего не делать просто невозможно, — устало продолжал он. — Сидишь-сидишь и думаешь-думаешь, и иногда становится совсем плохо. Во всяком случае, у меня так бывает. Я хотел
— Я знаю, ох, я знаю! — выдохнула Поллианна, и глаза её засияли. Ведь я тоже не могла ходить!
— Ты? Тогда ты кое-что поймёшь. Но ты опять ходишь, а я… — вздохнул мальчик, и глаза его стали ещё грустнее.
— Ты ещё не рассказал мне о своих листочках! — взмолилась опять Поллианна.
Мальчик заёрзал и смущённо засмеялся.
— Знаешь, это только для меня имеет значение. Тебе будет неинтересно. Я начал их год назад. В тот день я чувствовал себя очень плохо, всё шло наперекосяк. Некоторое время я ворчал и думал, потом взял одну из папиных книжек и стал читать. И увидел эпиграф. Потом я его выучил наизусть, даже могу продекламировать. «Удовольствий гораздо больше там, где их не видно. Нет ни одного листа, который упал бы на землю, не содержа в себе радостей тишины или звука». Ну, в общем, я затосковал. Хотел бы я поместить того, кто писал эти слова, на моё место! Я разозлился и решил доказать, что он сам не знает, о чём говорит. Тогда-то я и стал искать радости в моих листочках. Я взял старенькую записную книжку, которую Джерри как-то мне подарил, я решил записывать всё, в чём я находил хоть что-нибудь хорошее. Потом я решил посчитать, сколько же у меня радостей.
— Да, да! — воскликнула Поллианна в восторге, когда мальчик остановился, чтобы перевести дыхание.
— Знаешь, по правде сказать, я ожидал, что их будет мало, но представляешь? Вышло много! Почти во всём мне хоть что-нибудь, да нравилось. Самое первое — листочки, на которых я мог писать. Потом кто-то подарил мне цветок в горшочке, и Джерри нашёл замечательную книгу в метро. Мы стали их искать. Иногда я их находил в очень странных местах! Однажды Джерри попались на глаза листочки, и он узнал, что это такое. Ну, вот и всё.
— Всё! Всё! — закричала Поллианна. — Так ведь это же игра. Ты играешь в игру и не знаешь об этом! Только ты играешь в неё намного лучше, чем я! Представляешь, я бы ни за что не смогла играть, если бы… если бы у меня не было еды, и я бы не могла совсем ходить или… — ей сдавило горло.
— Игра? Какая игра? — нахмурился мальчик.
Поллианна захлопала в ладоши.
— Конечно, ты не знаешь! В том-то и дело! Поэтому это так чудесно и так… так прекрасно! Послушай, я расскажу тебе, что это за игра.
И она ему всё рассказала.
— Вот так история! — выдохнул он, когда она закончила.
— Ты играешь в мою игру гораздо лучше. А я ещё и не знаю, как тебя зовут, — воскликнула Поллианна с благоговейным страхом, — и вообще, про твою жизнь…
— Тут нечего и знать, — ответил мальчик, пожимая плечами. — Да и кроме того, посмотри, сэр Ланселот и все остальные не дождутся обеда.
— Ох, и правда, — вздохнула Поллианна, посмотрев на нетерпеливо прыгающих, порхающих и стрекочущих тварей. Она беспечно перевернула свой пакет вверх дном. — Ну вот, — сказала она, — пускай едят, а мы с тобой поговорим. Я так много хочу узнать! Прежде всего, как тебя зовут? Я знаю только одно, что ты не сэр Джеймс.
Мальчик улыбнулся:
— Это Джерри так меня зовёт. Маменька и все остальные зовут меня Джеми.
— Джеми! — у Поллианны перехватило дыхание. — А маменька — это твоя мама?
— Конечно!
Поллианна вдруг расслабилась. Лицо её сразу опало. Если у этого Джеми есть мать, то он, конечно, не может быть тем Джеми, у того мама умерла.
— А где ты живёшь? — допытывалась она. — Есть кто-нибудь ещё в вашей семье, кроме тебя, твоей мамы и… и Джерри? Ты всегда приходишь сюда, каждый день? Можно мне посмотреть листочки? Не говорил тебе доктор, что ты когда-нибудь будешь ходить? Когда это случилось, ну, с ногами? А откуда ты взял коляску?
Мальчик усмехнулся:
— Ты, хочешь, чтобы я на всё сразу тебе ответил? Начну с последнего вопроса и пойду в обратном порядке, если по пути не забуду чего-нибудь. Коляску я получил год назад. Джерри узнал одного журналиста, ну, знаешь, они пишут статьи в газетах. Он написал обо мне, что я не могу ходить, и какие-то люди притащили эту коляску. Прочитали про меня и захотели, чтоб у меня была коляска.
— Вот это да! Ты, наверное, обрадовался.
— Да, конечно. Целый листочек исписал.
— Разве ты никогда не сможешь ходить?
— По-видимому, нет…
— Ох, так и мне говорили, а потом меня послали к одному доктору, я пробыла там почти год, и он поднял меня на ноги. Может быть, и ты так? Может быть, он тебя вылечит?
Мальчик печально покачал головой.
— Нет, не вылечит… Да я и не могу туда попасть, это слишком дорого. Просто я должен смириться, что никогда не смогу ходить. Ладно, не огорчайся. — Мальчик нетерпеливо закинул голову. — Я стараюсь об этом не думать. Ты же знаешь, как бывает, когда… когда начнёшь о чём-нибудь думать…
— Конечно-конечно, я понимаю, а сама заговорила об этом! — с раскаянием воскликнула Поллианна. — Ты играешь в игру гораздо лучше меня. Ну, продолжай. Ты ещё и половины не рассказал. Где ты живёшь? Сколько у тебя братьев и сестёр? Только Джерри?
Мальчик улыбнулся, глаза его заблестели.
— Да. Впрочем, он мне не настоящий брат. Он даже совсем и не родственник, и маменька тоже не родственница. Только подумай, как они добры ко мне!
— Что ты сказал? — насторожилась Поллианна. — Твоя… маменька тебе совсем не мама?
— Нет, и вот поэтому…
— У тебя нет родной матери? — прервала его Поллианна, всё больше волнуясь.
— Нет, я не помню мамы, а папа умер шесть лет назад.
— Сколько тебе было лет?
— Не знаю. Я был ещё маленький. Маменька говорит, мне было, наверное, лет шесть, когда они меня взяли.
— И тебя зовут Джеми? — Поллианна затаила дыхание.
— Ну да, я же тебе сказал.
— А как твоя фамилия? — с надеждой и страхом спросила Поллианна.
— Я не знаю.
— Не знаешь?