Юность Поллианны
Шрифт:
Поллианна прибыла в понедельник, поэтому она пробыла здесь целую неделю до первого воскресенья. В то утро она спустилась вниз, сияя.
— Я так люблю воскресенья! — вздохнула она.
— В самом деле? — прозвучал в ответ голос, в котором явно чувствовалось безразличие ко всем дням недели.
— Да! Ведь по воскресеньям можно ходить в церковь и в воскресную школу. Что вам больше нравится, церковь или воскресная школа?
— Мне?.. Я… наверное… — начала миссис Кэрью, которая очень редко посещала церковь и никогда не ходила в воскресную школу.
— Трудно сказать, правда? — поспешила на помощь Поллианна. —
— Я не совсем в этом уверена, Поллианна.
— Нет, вы только подумайте, насколько прекраснее то, что воображаешь. Для вас, конечно, это не так, всё настоящее вокруг вас — очень хорошее. — Миссис Кэрью сердито раскрыла рот, чтобы возразить, но Поллианна продолжала: — Да и у меня всё гораздо лучше, чем раньше. Но всё то время, когда ноги у меня не ходили, мне было очень трудно, оставалось мечтать. Теперь, конечно, я тоже часто воображаю, ну, например, про папу. Сегодня я собираюсь представить, что папа стоит за кафедрой. Во сколько мы должны выйти?
— Выйти?
— Ну, в церковь!
— Понимаешь, я не… то есть… я, наверное, не… — миссис Кэрью поперхнулась, прокашлялась и опять попыталась сказать, что она совсем не собирается в церковь и почти никогда не ходит. Но, глядя на спокойное личико Поллианны, она просто не смогла этого произнести и сказала:
— Я думаю, минут в пятнадцать одиннадцатого, если мы пойдём пешком. — А затем с раздражением добавила: — Здесь недалеко.
Вот так случилось, что миссис Кэрью в это ясное сентябрьское утро впервые за долгое время заняла фамильную скамью в богатой, красивой церкви, которую посещала в детстве, а сейчас поддерживала деньгами.
Для Поллианны же эта воскресная служба была настоящим праздником. Звучало необыкновенное пение одетого в строгие одежды хора; свет, проникая через цветные стёкла, мягко падал на прихожан; пылкий голос проповедника и благоговейное молчание молящихся так радовали её, что какое-то время она не могла произнести ни слова. И только когда они уже были почти у дома, она глубоко вздохнула:
— Ох, миссис Кэрью, я только что думала о том, как хорошо, что мы живём каждый день в отдельности!
Миссис Кэрью нахмурилась и строго посмотрела вниз. Она не любила проповедей, но ей некуда было деваться, пришлось выслушать проповедь с кафедры, а вот от этой несносной девчонки — это уж слишком! Кроме того, «жить сегодняшним днём» — любимая теория Деллы. Та постоянно повторяет: «Ты живёшь каждую минуту только один раз, Руфь, и можно вынести в эту минуту всё что угодно, ведь она больше не повторится!»
— М-да, — невнятно ответила миссис Кэрью.
— Вы только представьте, если бы пришлось прожить вчера, сегодня и завтра сразу! — вздохнула Поллианна. — Вокруг столько замечательных, необыкновенных вещей, вы же знаете. Но у меня было вчера, а теперь у меня есть сегодня, и у меня ещё есть в запасе завтра, и следующее воскресенье. Честное слово, миссис Кэрью, если бы теперь было не воскресенье, то я бы на этой улочке запрыгала бы, закружилась и запела. Я просто не смогла бы сдержаться. Но сегодня воскресенье, и я должна подождать, пока мы дойдём до дома, а тогда я подберу один гимн, самый радостный, мажорный гимн, который я только знаю. А какой самый радостный гимн? Вы знаете, миссис Кэрью?
— Нет, не знаю, — растерянно ответила та. Когда думаешь, что нужно прожить этот день только раз, потому что всё так плохо, странно слышать такие речи.
На следующее утро, в понедельник, Поллианна пошла в школу одна. Теперь она хорошо знала дорогу, да и школа была недалеко. Ей нравилась школа, она была маленькая, и для неё это было необычно, а ей нравилось необычное.
Однако миссис Кэрью не любила ничего необычного, а в последние дни необычным было всё. Того, кто от всего устал, и хотел бы побыть один, общаться с человеком, для которого всё ново и всё радостно, мягко выражаясь, утомляет; и миссис Кэрью сердилась. Она была просто измотана. Себе она признавалась, что если бы кто-нибудь задал ей вопрос, почему она так измучена, она могла бы ответить: «Потому что Поллианна слишком рада». Другим бы она не посмела так ответить.
Делле она всё же написала, что слово «рада» действует ей на нервы, но, к счастью, Поллианна ещё не начала проповедовать и не заставляет её играть в свою игру.
На второй неделе после появления Поллианны досада её вылилась в раздражённый протест. Непосредственной причиной послужили слова Поллианны об одной из участниц «Женской помощи».
— Миссис Кэрью, она играла в игру. Может быть, вы не знаете, что это за игра. Я вам расскажу. Она совсем безобидная.
Миссис Кэрью умоляюще подняла руки.
— Помилуй, Поллианна! — взмолилась она. — Об этой игре я знаю. Мне уже рассказала сестра, и… и… должна признаться, меня это не интересует.
— Ну конечно же, миссис Кэрью! — виновато воскликнула Поллианна. — Я не имела в виду вас. Конечно, вы не сможете в неё играть.
— Кто, я? — вскричала миссис Кэрью, которая не собиралась играть в эту глупую игру, но услышать, что она не сможет…
— Ну конечно! — отвечала Поллианна. — Ведь игра-то состоит в том, чтобы во всём находить радость, а вам и искать не надо.
Миссис Кэрью покраснела от негодования. В своей досаде она сказала гораздо больше, чем хотела.
— Ты права, Поллианна, не могу, — холодно призналась она. — Радости я ни в чём не вижу.
Поллианна растерянно смотрела на неё, потом удивлённо воскликнула:
— Почему, миссис Кэрью? — и затаила дыхание.
— А ты посмотри, что здесь хорошего? — начала миссис Кэрью, забыв на минуту о своём решении — не позволять Поллианне проповедовать.
— Но ведь… но ведь всё… — пробормотала Поллианна всё с тем же недоумением. — Вот, например, этот красивый дом…
— В нём можно поесть и поспать, а я не хочу просто есть и спать.
— Да ведь, кроме него, есть столько замечательных, превосходных вещей! — проговорила Поллианна.
— Они мне надоели.
— У вас есть автомобиль, вы можете поехать куда угодно.
— Я никуда не хочу ехать.
У Поллианны перехватило дыхание, и она почти прошептала:
— Подумайте о людях и о вещах, которые вы можете увидеть.
— Мне всё безразлично, Поллианна.
Поллианна совсем растерялась: