Юные дарования. Предсказатель
Шрифт:
– Карта при тебе человек?
– Да-да. Я сую руку во внутренний карман и достаю две карты.
– Зачем тебе две карты. Нам нужна только одна.
– В этом вся соль Кхе. Какая из них нужная, один ты знаешь.
– Наша та, что из рисовой бумаги, – я смотрю на них и действительно понимаю, какая из них из тонкой рисовой бумаги. – Другую не выбрасывай. Она пригодится тебе в твоём мире.
– Можем идти?
– Я провожу тебя. Только дай взглянуть на карту, – Кхе смотрит на нужную карту из рисовой бумаги, вытащив, коготь из пушистого пальца, тыкает им в край, да так что делает там дырку. – Нам сюда. Отверстие будет
Кхе тянется спиной, хвостом и лапами, как это умеют делать только кошки. Зевает, обнажая клыкастую пасть. Затем переходит в движение, состоящее из высоких и длинных прыжков. Я стараюсь не отставать. Острые и скользкие камни, под ногами, не дают мне развить такую же скорость как у него. Я представляю, что у меня на ногах, в подобии сапогов, одеты такие же лапы, как у него. Сцепление с камнями и прыжки мои, становятся от этого, более эффективными и мне удаётся его нагнать.
Мы приблизились к подножию соседних, более высоких гор. Мне приходиться представить, такие же лапы на руках. Кхе замечает мои изменения на конечностях. На его сосредоточенном, серьёзном лице, проскакивает саркастическое одобрение. На небольшом, гладком выступе с резким обрывом, Кхе останавливается и занимает высокий, отдельно лежащий, краеугольный камень.
– Перерыв на пятиминутный отдых?
– У меня да, а тебе, чтобы пройти дальше, предстоит сразиться с хозяином этой горы.
– Что за хозяин? – заподозрил я неладное.
– Да вот он, – указал он лапой наверх. – Устроит тебе испытание землёй.
Сверху, из простой хижины, вышел очень скромно одетый во всё серое, лысый монах. Он спустился к нам по утоптанной тропинке, сложил руки вместе и поклонился. Я сделал короткий поклон в ответ.
– Как будет определён победитель схватки?
– Победитель, скинет побеждённого с обрыва, – устроился удобнее Кхе на камнях, ожидая зрелищного боя.
– А почему он ничего не говорит?
– Он глухонемой.
Монах внезапно побежал на меня. Я не торопился атаковать, в отличие от него. Град ударов, обрушившихся на меня с его стороны. Оттеснил меня к самому краю обрыва. Он невероятно мастерски владел своим телом. Его ладони были словно железные. Каждый раз, когда я пытался взять его в захват, чтобы сбросить с обрыва и положить конец поединку, он всегда ловко вырывался и выкручивался. Один раз мне удалось его подсечь по ногам, но когда я хотел настигнуть его заключительным толчком с обрыва, он уже вскочил и сместился.
Внезапно он сменил тактику. Теперь он не торопился атаковать, а стремился обойти мои атаки и захватить меня самого. У него долго это не получалось. Я уже успел ему влепить столько зуботычин и ударов в корпус, что обычный человек давно бы почувствовал себя плохо или сдался. Но лысый монах был крепок, как засохший дуб. Мои удары, словно его не пронимали.
Непонятно как, в раз это ему удалось, он поднял меня над головой и подошёл к обрыву. Я вовремя выполнил скрутку ногами и в падении за его спиной, резко выпрямил обе ноги. Двойной удар стоп пришёлся ему в лопатки. Монах, было, удержался на краю, но я уже успел встать на ноги и добавить новый удар, ему в поясницу. Лысый беззвучно сорвался с обрыва.
Позади меня донеслись хлопки. Я резко обернулся, в предвкушении очередного боя с очередным монахом. Но это был Кхе. Он беззвучно спрыгнул с камня в центр площадки, хлопал лапами в подобии аплодисментов. Я посмотрел за край обрыва, ожидая увидеть разбитое тело о камни. Но кроме поросших, редкой зеленью, каменных утёсов, никого не нашёл. Монах в полный рост, взлетел правее. Ноги его были вместе, руки сложены в молитвенном жесте. Глаза закрыты.
За спиной у него, была вязанка с сухим хворостом. Он подлетел к краю обрыва, рядом с тем местом, где упал, открыл глаза и сошёл с воздуха на твердыню. Поклонился мне. Я поклонился в ответ. Не обращая на нас внимания, он пошёл в свою хижину наверх. Я посмотрел на Кхе, выражением глаз, требуя объяснений. Кхе махнул ушами и пошёл за ним. Я двинулся следом, больше мне ничего не оставалось.
Мы зашли в хижину монаха. Он быстро состряпал огонь, водрузил чайник на него и приготовил три глиняные чашки. Мы с Кхе сели прямо на пол, вокруг маленького, квадратного столика.
– Кхе, у меня не так много времени здесь, чтобы тратить его на чай и гостеприимство монаха.
– Да расслабься. По-другому, он нас дальше не пропустит.
Монах заварил чай и сразу же разлил его из железного чайника нам по чашкам. Прекрасный аромат зелёного чая, разошёлся по всей хижине. Монах поднял свою чашечку, поднёс её на уровень рта и отпил. Кхе тоже взял чашечку и опрокинул её содержимое в себя. Не обжёгся, лишь зелёная пенка запуталась у него в волосах. Я улыбнулся, монах это заметил и тоже улыбнулся. Кхе остался невозмутим. Я попробовал чай и он наполнил меня такой бодростью, что все мои ссадины и ушибы в процессе боя, разом перестали мне докучать.
Монах что-то показал нам жестами. Я вопросительно посмотрел на Кхе.
– Он спрашивает, понравился ли тебе его чай?
– Да, очень понравился. Я показал ему пальцами «класс», а потом «ок», – монах опять жестами показал абракадабру.
– Тогда он желает нам приятного Пути.
– Выражаю свою благодарность, за бой, чай и гостеприимство, – сказал я, выходя из хижины, поймав взгляда монаха.
– Да не слышит он тебя, не старайся, – сказал Кхе, а монах беззвучно засмеялся.
– Над чем же, он тогда смеётся?
– Над цветом, твоего ифу.
Мы стали подниматься по сносной, утоптанной тропинке выше. Когда хижина его была далеко внизу и почти скрылась из виду. Я догнал Кхе.
– Хороший пурпурный цвет. Он же не над этим смеялся. Правда?
– Правда.
– Тогда над чем?
– Над тем, что нашёлся человек, желающий и думающий, что готов и может, подняться на гору Освобождения.
– Думаю, ты не находишь это смешным.
– Я не нахожу это смешным. Напротив. Это очень серьёзное намерение.
– Значит, ты будешь провожать меня до самой её вершины?
– Провожать? Нет. Мне любопытно посмотреть, как ты туда дойдёшь.
Больше мы не говорили. Потому что поднялись так высоко, что стал выпадать снег. Белые вершины были не за облаками. При первом холоде, Кхе распушился и нахохлился, так что стал в два раза больше, своего изначального размера. Мне хохлить было нечего. Я лишь вжался в новопредставленный воротник мехового кафтана. Лелея себя мыслью, что настоящее обморожение, мне не грозит. Материализованные мною ранее пушистые лапы, хорошо защищали мои руки и ноги от холода. Я хотел материализовать и шапочку, наподобие шкуры снежного барса, но решил Кхе просто так не злить. Неизвестно, как он отреагирует на такой жест.