Юные разочарования Тимоти Хаггингтона

Октябрьский Евгений

– Почему? – искренне удивился я. Ванда показалась мне тогда странной, но едва ли она была настроена ко мне враждебно и это совсем не объясняло почему её мама просила других избегать меня.

– На это есть несколько причин. – пояснила Сьюзи, усадив куклу на подлокотник и управляя её, словно историю вела кукла, – Первое: вы живёте с сумасшедшей ведьмой Луизой.

– Но вы ведь тоже с ней жили. – в голове картинка упорно не складывалась.

– Нам пришлось жить с ней потому, что мы ждали пока построится наш дом. – пояснила девочка, – К тому же, Луиза нам никогда не нравилась, все знали, что папа терпит её чтобы у нас была крыша над головой.

Я спросил, из какого

города переехала сюда их семья, на что Сьюзи помотала головой и ответила, что они всегда жили здесь, просто в какой-то момент её маме стало тесно в квартире, и она заставила отца продать её, а на вырученные деньги купить землю и вложиться в строительство дома. Впрочем, сама зачинщица была не довольна идеей того, что приходилось жить со старой Луизой. И чем больше я слушал Сьюзи, тем больше вопросов у меня появлялось. За всё время, что я жил в доме, Лола никогда не пререкалась с моей бабушкой. На это у болтливой Сьюзи тоже нашёлся ответ:

– Она её боится. Луиза же ведьма. – отвечала Сьюзи очень спокойно, – Она и Эйприл прокляла. Наверняка за то, что та пыталась забрать её серёжки.

– Почему ты думаешь, что Эйприл прокляла моя бабушка? – усмехнулся я. Слова девочки казались больше шуткой, чем правдой, но сама Сьюзи, скорее всего, действительно в это верила.

– Эйприл летом пыталась взять у Луизы серёжки для костюма Золушки на чаепитие. Луиза ей их не согласилась давать. Эйприл попыталась их стащить…точнее, одолжить. – поправилась девочка, поглаживая куклу по голове, – Её поймала и отругала Луиза, а теперь Эйприл отравилась мармеладками, которые всегда ела.

– И при чём тут бабушка?

– Прошло примерно 13 недель с тех пор. – Сьюзи уже теряла терпение разговаривать со мной, – А 13 это же число ведьм. Проклятие никогда не действует сразу. Чем оно сильнее, тем дольше будет созревать. Например, если ты сказал про ведьму что-то плохое, тебя настигнет проклятье через 13 минут или 13 часов.

Она ещё несколько минут распиналась про силу разных проклятий. Чем дольше она об этом говорила, тем сильнее мне казалось это бредом.

– А почему тогда меня надо остерегаться? – остановил я девочку, задав беспокоящий меня вопрос.

– Вы переехали к ней жить добровольно. – пояснила Сьюзи, – К тому же, ведьминский дар передаётся через поколение. Вот только если с девочками понятно как, то ведьм-мальчиков я не помню.

Я спросил, не боится ли тогда меня сама Сьюзи. Она пожала плечами и ответила, что я выгляжу скорее глупо, чем страшно. Мы посидели ещё минуту в молчании, а потом она подорвалась и попрощалась, сказав, что идёт к сестре. Наверное, врач уже закончил её осмотр. Я помахал ей на прощание, но остался с мыслями о слухах обо мне. С одной стороны, это звучало странно, но я начал припоминать ужастики, которые мы смотрели с Алеком. Сияние, Ведьма из Блэр, Сонная Лощина…

От всех мыслей меня отвлек приход мамы. Она была очень удивлена, но в то же время рада видеть меня здесь. Я передал ей ланч, ответил на несколько вопросов об учёбе без особого энтузиазма, а потом сказал ей, что возвращаюсь домой так как устал и занят уроками. Отчасти я не соврал. Разговор со Сьюзи действительно дался мне с большим трудом. А то, что я узнал казалось настолько тяжёлым, что почти физически прибивало меня к земле. Уже сидя в автобусе я вспомнил, что так и не узнал у девочки вторую причину. Зато понимал, почему Ванда назвала меня чудиком. Она была в той же компании, что Эйприл и, наверняка, именно от неё и узнала обо мне.

Хотелось как-то убедить Ванду, что я не такой чудик, как рассказывала обо мне Эйприл. Но у меня не было ни единой идеи. Иногда мне казалось,

что она привыкнет если будет видеть меня каждый день. Поэтому я садился на соседнюю от неё парту в первом ряду и громко здоровался с ней. Ванда не всегда отвечала. Я стал забывать дома ручки и просить запасную у неё. Наверное, я был особенно странным. Но мне нравилось одалживать у неё ручку или карандаш в начале дня и возвращать в конце. Это был словно наш странный ритуал. Который, правда, продлился недолго. С середины октября она стала писать только пером и автоматическим карандашом.

Хэллоуин я провёл с бабушкой. Маму вызвали на ночную смену, но она оставила нам денег чтобы заказать пиццу, а дома было полно сладостей. Бабушка не очень любила гостей, поэтому всё, что ранее предназначалось ходящим по домам в костюмах детям, досталось мне. Я сидел в её комнате на полу, возле кресла-качалки и смотрел марафон любовного сериала. Это была очень непонятная для меня романтическая история, крутившаяся вокруг женщины, которая была влюблена в своего босса, но вынужденная скрывать это. Вокруг неё происходило много странных происшествий и сюжет затягивал в себя постепенно, но наверняка. Если первую серию я просто не понимал, что происходит, то во второй начал всерьёз переживать за героиню, а во время третьей забыл о еде и не отрываясь следил за происходящим на экране. Внезапно я почувствовал, как что-то острое и мохнатое вцепилось в моё бедро и подпрыгнул, переводя взгляд вниз. Кот с довольным видом перебирал лапами, вонзив острые когти в мои штаны.

– Макбет, брысь! – фыркнула бабушка, заметив это. Но кот словно и не заметил этого, продолжая перебирать лапами в той же расслабленной манере, пока я смотрел на него. Через минуту ему это надоело, он вытащил когти и сел рядом, вылизываясь.

– Вот сволота. – выругалась на него бабуля и обратилась ко мне, – Прогони его.

Я замахнулся на кота, тот поднял лапу и выпустил когти оцарапав меня. Мы встретились взглядами. Казалось, ранее приветливый его взгляд теперь сменился на осуждающий. Макбет поднял хвост и в гордом спокойствии ушёл. Бабушка к этому времени уже вернулась к просмотру сериала, а меня гложила обида. Я тихо поднялся и направился вслед за котом, который, едва услышав меня, побежал прочь и спрятался от меня за диваном в гостиной. Лезть за ним я не решился. Забрав закуски, я ушёл к себе в комнату, достал недочитанный рассказ и сел за него. Дверь за собой я редко закрывал до конца. Ручка иногда заедала, поэтому так было просто удобнее. Когда я улёгся спать, почувствовал, как открывается дверь, а открыв глаза, заметил едва различимую в темноте тень. Она проскользила между створок в мою комнату, запрыгнула на стул и уставилась на меня светящимися зелёными глазами. Меня парализовал страх. В глубине души я знал, что это просто кот. Но его невероятное спокойствие даже рядом с бабушкой, которая ощущалась для меня страшным и непредсказуемым человеком, пугало. Через несколько минут я привык к взгляду кота и даже уснул. Утром Макбета уже не было в комнате.

Кот приходил ко мне ночью, смотрел на меня, бродил по комнате, иногда засыпал у меня в ногах. Потом начал приходить и днём. Спал у меня на подоконнике и столе, но всё так же избегал прикосновений. Он напоминал мне Ванду, взгляды которой я иногда ловил на себе. Но, стоило мне приблизиться, как я для неё становился прозрачным. Я уже почти отчаялся завоевать её внимание. Новую возможность принес нам наш психолог, пригласив всех попробовать свои силы в театральном клубе школы. Ванда состояла в нём ещё с сентября. Она любила сцену. Как говорил наш художественный руководитель, «родилась в её свете».