Юрий Долгорукий

Карпов Алексей Юрьевич

Показательно, что В. Н.Татищев именно с 1152 года начинал историю «Белой Руси» (так он именовал Северо-Восточную Русь, будущую Великороссию), датируя этим годом «разделение государства на два великие княжения»: «По многих так несчасливых предприатиах великий князь Юрий Владимирович Долгорукий, пришед в Суздаль и видя себя Русской земли совсем лишенна, от великаго княжения Киевскаго отсчетясь, основал престол в Белой Руси. Резанских же и муромских князей ко оному приобсчил и крестным целованием их утвердил. Потом зачал строить во области своей многие грады: Юриев в поле, Переяславль у Клюшина озера, Владимир на Клязьме, Кострому, Ярославль (два последних названия в Воронцовском списке «Истории Российской» приписаны. — А.К.) и другие многие грады теми же имяны, как в Руси суть, хотя тем утолить печаль свою, что лишился великого княжениа руского. И начал те грады населять, созывая людей отвсюду, которым немалую ссуду давал и в строениях, и другими подаяниями помогал. В которые приходя, множество из болгор, мордвы и венгров, кроме руских селились и пределы его многими тысячи людей наполняли»^{260}.

Мы еще будем говорить о том, что и в 1152 году, и позднее князь Юрий Владимирович не оставил попыток вернуть себе киевский престол и «часть» («причастие») в Южной Руси. Его бурная и многогранная деятельность по укреплению Суздальского княжества, по строительству городов и заселению

их выходцами и «переведенцами» из других земель (а на этот счет мы располагаем не одними только известиями Татищева, но и вполне надежными данными топонимики) имела своей целью прежде всего создание мощной экономической базы, позволяющей возобновить борьбу за главенство в Южной Руси. И когда ситуация позволит, Юрий действительно возобновит эту борьбу и в конце концов добьется возвращения в Киев. Он закончит жизнь киевским князем, осуществив мечту своей жизни. Но главным итогом его жизни станет не «златой» киевский стол, так и не перешедший по наследству к его потомкам, а возвеличенная им и его потомками Суздальская земля, могучая, процветающая в экономическом отношении, «исполненная» «бещислены-ми городы великыми, селы дивными, винограды обителными, домы церковьными, и князьми грозными, бояры честными, вельможами многыми», как восторженно напишет столетие спустя неизвестный владимирский книжник, автор «Слова о погибели Русской земли»^{261}. В истории так бывает сплошь и рядом. Главным оказывается как раз промежуточный результат — не то, что воспринимается как цель, а то, что воспринимается лишь как средство к достижению цели. Юрий положил начало процветанию Суздальской земли, вовсе не желая довольствоваться ею, а его дети и внуки продолжили его дело, уже не помышляя о том, чтобы княжить где-либо еще.

Татищев мог ошибаться в деталях — например, в перечислении городов, которые были построены Юрием Долгоруким, в сообщении о переселении в его земли мордвы, болгар или венгров. Но он был прав в главном — именно со времен князя Юрия Владимировича наметилось — пока еще только наметилось! — перемещение центра тяжести русской государственности из Поднепровья на северо-восток. Бесконечные войны, которые вели князья на юге, возобновившиеся набеги половцев — непременных участников междоусобных войн, не могли не приводить к оттоку населения, к постепенному запустению киевских, черниговских, переяславских земель ^{262} . [88] Северо-Восточная же Русь (наряду с юго-западными окраинами Русского государства — галицкими и волынскими землями) оказалась в более выигрышном положении. И свидетельством тому — широкое строительство, развернувшееся здесь в годы княжения Юрия Долгорукого и его потомков, основание новых городов, экономическое процветание края.

88

Ключевский особо обратил внимание на слова, произнесенные князем Святославом Ольговичем, получившим от своего двоюродного брата Изяслава Давидовича город Чернигов с семью другими городами: «…взял я город Чернигов с семью другими городами, да и то пустыми: живут в них псари да половцы» (там же. с. 285; ср.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 500, под 1159 г.).

В статье 1152 года ростовский книжник назвал несколько храмов и городов, ставших вехами в жизни Юрия Долгорукого и всей Северо-Восточной Руси. Поговорим о них более подробно.

^{Карта 4. Ростово-Суздальское княжество (по А. Н. Насонову).} 

КИДЕКША

Церковь Святых Бориса и Глеба — небесных покровителей всей Русской земли и особенно княжеского семейства — первой названа в рассказе Типографской летописи. Эту церковь князь поставил в Кидекше — своей загородной резиденции близ Суздаля; впоследствии она станет усыпальницей для его сына Бориса и членов его семьи.

Современное село Кидекша находится в четырех километрах к востоку от Суздаля, на реке Нерли, близ впадения в нее речки Каменки (Кидекша в переводе с угро-финского и означает: «Каменная», «Каменка»). Судя по археологическим данным, Юрий основал здесь не только церковь, но и небольшую крепость, прикрывавшую подступы к Суздалю по рекам Нерли и Клязьме ^{263} . [89] Остатки земляных валов крепости Юрия были хорошо заметны еще в середине прошлого века. Согласно местному преданию, записанному в XVIII веке суздальским историографом Ананией Федоровым, здесь издавна находился «загородной двор» суздальских князей. Великий князь Юрий Владимирович (ошибочно названный в тексте Всеволодовичем) пожелал не только возвести здесь «церковь каменную соборную», но и «град с крепостию (то есть Суздаль. — А.К.) пренести на оное место», и только «по некоему явлению возбранен бысть, остави то свое начинание». Каменная соборная церковь, «прекрасна и пречудна», была построена «внутри кремля города», то есть в самом Суздале, «а на том месте, где хотел крепость городовую устроить. [90] , на берегу реки Нерли, устроив из камения, оставшаго от строения соборныя во граде Суждале церкви, церковь Святых мученик Бориса и Глеба и монастырь согради на обитание иноком». По версии Анании Федорова, это якобы и дало название селу: «и прозва то место Кидекша, то есть покинутое, или негодное» ^{264} .

89

Кидекша как город упомянута в т. н. Супрасльской летописи (ПСРЛ. Т. 17. Стб. 2).

90

В 2004 году в церкви Святых Бориса и Глеба в Кидекше начаты реставрационные работы, в ходе которых в юго-западной части храма были обнаружены новые значительные фрагменты фресковой росписи XII века.

Церковь Бориса и Глеба и поныне стоит на высоком берегу Нерли, почти на краю обрыва. Этот древний храм «производит исключительно сильное впечатление своей мудрой простотой и мощью, — писал о нем Н. Н. Воронин. — …Белокаменная кладка стен еще не блещет утонченным мастерством, это усиливает суровое и властное обаяние скупых форм храма. Они как бы молчаливы и сосредоточенны в своем величии. Где-то около храма стояли хоромы княжеского двора и рубленые дома придворной знати с их службами. Среди серых бревенчатых построек резко выделялся видный издалека с заречных полей и пологих высот белый куб дворцового собора»^{265}.

Храм был небольшим. Его наружные размеры — 15 x 18,9 метра; эти размеры выдержаны почти неизменными во всех церквях, построенных Юрием Долгоруким. Однако до наших дней

храм дошел в значительно измененном виде. Пострадавший во время татаро-монгольского нашествия, он был поновлен в 1239 году ростовским епископом Кириллом. Позднее, однако, церковь вновь оказалась в запустении, обрушились ее своды с главой, часть стен. В XVII веке храм перестроили, причем использовали для этого белый камень старого храма. Тогда и появились нынешние своды, четырехскатная крыша с маленькой главкой, совершенно не отвечающей первоначальному облику. Были заложены и древние щелевидные окна-бойницы (их следы хорошо видны), пробиты новые оконные проемы. В 1780 году к храму был пристроен западный притвор.

Строгое внутреннее убранство храма вполне соответствовало его внешнему облику. По-видимому, расписан он был еще при Юрии Долгоруком, хотя фрагменты фресковых росписей, открытые здесь в 1947 году, относят к 80-м годам XII века, времени княжения сына Юрия Долгорукого Всеволода Большое Гнездо [91] . В северной нише (аркосолии) храма, над гробницами погребенных здесь жены и дочери князя Бориса Юрьевича, сына Юрия Долгорукого, расчищены две женские фигуры, одна из которых представляет особый интерес: она изображена с нимбом, с золотисто-охристой стеммой (венцом) на голове, в императорских одеяниях. Было высказано предположение, что это изображение супруги князя Юрия Долгорукого [92] . Однако никакими сведениями о том, что княгиня была погребена в этой церкви, мы не располагаем, а ведь только в этом случае ее изображение могло здесь появиться. Скорее, можно предполагать, что на фресках изображены святые жены, соименные двум погребенным здесь женщинам из семейства Юрия Долгорукого — его невестке Марии и внучке Евфросинии [93] .

91

Автор летописи называет по именам главных предводителей половцев в этом походе: Темирь, «великий князь половецкий», а также «князья» Дулеп и Бердаша (ПСРЛ. Т. 9. с. 195. В этом рассказе, помимо имен половецких князей, заметны некоторые другие несообразности. Так, неверно названо имя рязанского князя Ростислава Ярославича — Ростислав Мстиславич; Святослав Ольгович упомянут среди князей, затворившихся в Чернигове. Явно искусственна речь черниговских князей, сокрушающихся о бесконечных междоусобных войнах: «Когда можем избытиволнениа суетнаго и браней кровопролитных и греховных? когда можем избавитися от лукавства и пронырства людей сих?..» и т. д.).

Однако насколько достоверны эти имена, сказать трудно, равно как и трудно с доверием отнестись к сообщению московского летописца о том. что уже во время первого приступа к Чернигову был ранен князь Андрей Юрьевич: «…и збиша его с коня, и едва утече ко отцу… и бысть ранен велми».

92

Сычев И. Предполагаемое изображение жены Юрия Долгорукого // Сообщения Института истории искусств. Вып. 1. М.; Л., 1951. с. 51 — 62. Автор полагает, что ею была византийская принцесса из рода Комнинов и называет ее имя, «Ольга, в пострижении Евфросиния», ссылаясь при этом на «Новое ядро российской истории» (1790 г.) (там же. с. 57, прим. 25). Однако мы уже говорили о происхождении этого имени: оно основано на явном недоразумении — смешении супруги и дочери князя Юрия Владимировича (см. прим. 42 к главе 2).

93

О погребении княгини Евфросинии Борисовны сообщается в Лаврентьевской летописи под 6710 (1201/02) г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 417). Имя ее матери, Мария (как и дата ее кончины — 15 апреля 1161 г.), известно из поздней надписи над ее погребением в Борисоглебской церкви (Достоевский М.Ф. Суздаль. М., б. г. (Культурные сокровища России. Вып. 14). с. 20; Летопись Борисоглебской церкви… с. 6). От метим также, что на правой фреске остались следы надписи «агиос Мария», т. е. «святая Мария»; от надписи на правом изображении уцелели лишь буквы «о а», т.е. «о агиос», «святая» (Сычев Н. Указ. соч. С, 56, 59, прим. 32). Однако изображение на правой фреске, как справедливо отметил исследователь, совершенно не подходит для св. Евфросинии. Более всего, пожалуй, оно напоминает известное изображение св. царицы Елены, матери св. Константина, на фреске Софийского собора в Новгороде. Так может быть, Еленой была наречена внучка Юрия Долгорукого при пострижении в иноческий чин перед кон чиной?

Строительство княжеской резиденции вне города отнюдь не свидетельствовало о напряженных отношениях князя с местным суздальским боярством, как иногда полагают. Эта была общая практика древней Руси. Показательно, что в те же годы Юрий строит и в самом Суздале. Типографская летопись упоминает вслед за кидекоцкои церковью церковь Святого Спаса в Суздале, также каменную. Однако где она находилась и что из себя представляла, неизвестно; остатки ее не найдены [94] .

94

Автор Львовской летописи сообщает под 1157 г. о том, что князь Андрей Юрьевич Боголюбский «церковь сканча, юже бе заложил преже отец его, Святаго Спаса в Суздале камену» (ПСРЛ. Т. 20. с. 119; то же под 1160 г. в Тверской летописи: Т. 15. [Вып. 2]. Стб. 233). Однако другие летописи, сообщая о завершении Андреем Юрьевичем строительства отцовской церкви Святого Спаса, называют другие города — Переяславль-Залесский (Радзивиловская, Московско-Академическая, Летописец Переяславля-Суздальского) или Владимир (Московский летописный свод конца XV в., Воскресенская).

Местность на Кидекше была связана с именем святого Бориса. По преданию, здесь находилось «становище», в котором он останавливался будучи ростовским князем. Это предание, несомненно, существовало уже во времена Юрия Долгорукого и, вполне вероятно, опиралось на реальные факты из жизни святого князя. Сообщая о кончине Бориса Юрьевича (12 мая 1159 года), летописец писал: «…положиша братия его в церкви Святую мученику (то есть Бориса и Глеба. — А.К.), юже бе создал отець его Георгии на Нерли, идеже бяше становище святаго Бориса» ^{266} . [95] (Впоследствии легенда эта трансформировалась, и «становище» на Кидекше стали приписывать обоим братьям — и Борису, и Глебу.) Борис же был самым почитаемым святым в семействе Владимира Мономаха. Как мы помним, отец Юрия Долгорукого «потщаньем многым» возвел церковь на самом месте гибели святого Бориса на реке Альте близ «отчего» Переяславля.

95

Так в Радзивиловской и Московско-Академической летописях; в Лаврентьевской текст уже поправлен: вместо «святаго Бориса» читается: «святою мученику Бориса и Глеба»; дата смерти исправлена: вместо 12 мая — 2 мая (день памяти святых князей-мучеников). В Степенной книге царского родословия (XVI в.) об этой церкви говорится так: «…идеже бысть совокупное святых мученик становище, егда в Киев хожаху Борис от Ростова, Глеб же от Мурома» (ПСРЛ. Т. 21. Ч. 1. с. 192).