Юванко из Большого стойбища
Шрифт:
А резкие, неприятные крики в ночной тишине нарастали, приближались к костру. Уже слышно было, как шумят неподалеку, будто под ветром, жесткие травы, как потрескивают обламываемые сучки. Молодые изыскатели запереглядывались, стали нащупывать лежавшие рядом ружья.
И вот перед костром между деревцами в розоватом отблеске пламени появились большие белые птицы, точно снежные комья. Вытягивая шеи, в нерешительности остановились. Скоро возле становища полукругом образовался как бы снежный вал. Десятки, а может быть, сотни птиц толпились перед ярким пламенем. Что-то по-своему кричали, волновались. Задние, стараясь
Куропатки!
— Так это белые куропатки! — взводя курки, заволновались геологи.
Но их остановил проводник:
— Не троньте! Нельзя стрелять.
— Почему нельзя? — удивились парни.
Когда птицы, потревоженные людьми, с криком шарахнулись обратно в темноту и над тундрой снова наступила тишина, старик сказал:
— У нас тут север. Зимой долго не бывает солнца, долго стоит ночь. Все время ночь и ночь! Людям скучно. Собакам скучно. Всем холодно, зябко. Все ждут весну. А с весной приходит солнце, тепло. И, когда оно в первый раз выглянет из-за края земли, все стойбища выходят встречать дневное светило. Это большой праздник. Самый большой.
Немного помолчав, старик добавил:
— Птица тоже скучает в темноте и холоде. Тоже, как все, ждет весну, тепло. Наш большой костер полярные курицы приняли за солнце. Ну, и пошли его встречать.
ЮВАНКО ИЗ БОЛЬШОГО СТОЙБИЩА
Молодой геолог Артем Струнников возвращался на базу разведочной партии. В большом таежном стойбище его ждали товарищи и любимая девушка. Парень шел из гор, где берет начало река Каменная Илюйка. Шел лосиной тропой и пел. Пел от радости, от счастья, переполнившего душу. За плечом у него ружье, на спине тяжелый мешок с кусками кварца, в которых отчетливо видны прожилки золота, и некрупные самородки. А это о чем-то говорит! Вот обрадуются товарищи! Начальник разведочной партии немедленно даст телеграмму в Геологическое управление. А потом, глядишь, в верховьях глухой реки появится прииск: драги, шахты.
Это здорово! И назовут новый прииск именем первооткрывателя. Интересно: прииск Струнниковский…
— Нет, так не годится! — вслух рассуждал Артем. — Стану протестовать. Назовем его в честь нашей геологической партии. Это же коллективный труд, поиск. Просто случайно, что белые квадраты на карте достались мне, а не кому-то другому. Вот, может быть, назвать прииск в честь Светланы? Она единственная девушка-изыскатель в нашей партии.
Чем ниже опускался геолог в долину, тем труднее становился путь. Черные гари, по грудь стоявшие в сплошном красно-розовом кипрее, сменились стелющимися липняками и пихтарниками, а затем начались густые седые ельники и завалы из сухих старых лесин. Долговязые лоси, проложившие здесь тропу, легко перешагивали через колодины и валежины, а Струнникову приходилось садиться на них, перекидывать ноги в тяжелых кованых сапогах.
Под вечер Артем вышел на узкую просеку — визирку, прорубленную топографами и затянутую мелкой порослью. Парень спешил. До таежного стойбища оставалось уже не очень далеко. Нужно было засветло добраться до базы. Не ночевать же еще в лесу! И он, пробираясь через чащобу, работал руками, ногами, всем корпусом.
И вдруг совсем рядом — выстрел. Обожгло плечо, грудь. Что-то теплое, липкое начало расплываться по телу.
«Неужели кто-то караулил, следил за поиском?» — мелькнула мысль у геолога. И он медленно, чувствуя, как слабеют ноги, присел на влажную траву. Потом свалился на спину, инстинктивно заслоняя своим туловищем мешок с драгоценной ношей. А затем помутнело в глазах. Лес, небо, все куда-то провалилось во тьму.
Очнулся Струнников на другой день. Солнце стояло высоко над лесом. Первое, что увидел, — солнце. Значит, живой! Потом почувствовал, кто-то находится рядом, трясет за руку. Перевел взгляд с неба на землю. И видит — стоит перед ним на коленях скуластый мальчишка лет двенадцати-тринадцати, щеки влажные, блестят, а из узких раскосых глаз льются слезы.
— Дяденька, вставайте! Милый дяденька!
— Ты кто такой? — прошелестел сухими губами геолог.
— Юванко я, из Большого стойбища.
Струнников еще хотел спросить у мальчишки, как он оказался тут, но увидел стоявшую рядом с ним корзину, полную спелой малины, и замолчал. Шевельнул рукой и застонал, чувствуя, как острая боль обожгла все тело, а в глазах разноцветные искорки, муть. И снова не стало ни солнца, ни мальчишки, ни корзины с ягодами.
А мальчишка держит руку геолога, кладет на посиневшую ладонь малину и говорит сквозь слезы:
— Дяденька, ну вы покушайте ягод! Вам лучше будет. Шибко лучше. Пойдемте, я вам помогу. До стойбища недалеко.
Ничего не добившись от «дяденьки», Юванко сорвался с места, забыв про корзину, и с ревом на весь лес побежал вниз по просеке. Потом свернул с нее и напрямик, по-заячьи лавируя между деревьями, перепрыгивая через валежины, припустил к таежному селу.
Под вечер к месту происшествия верхами приехали геологи и с ними женщина-врач с сумкой на боку, отмеченной красным крестом. Первым на лошади подъехал начальник геологической партии, большой бородатый человек с голубыми, по-детски ясными глазами, а за спиной у него, на крупе, сидел проводник Юванко. Бледный, чумазый, перепуганный всем случившимся.
Про мальчишку тут же все забыли. Столпились вокруг Струнникова, лежавшего с закрытыми глазами. Отстранив людей, врач нащупала у пострадавшего пульс.
— Живой еще, — сказала она.
Все с облегчением вздохнули. У высокой белокурой девушки в коричневом вылинявшем комбинезоне, молчаливой и грустной, приехавшей с геологами, лицо просветлело. Она положила свою ладонь на голову Юванку, потом прижала мальчишку к себе. Он вспомнил про ягоды и начал угощать разведчицу прямо из корзины.
— Кушайте, тетя, малину. Больно сладкая. Сохатый, однако, не ест. Осинку любит. Рябинку любит… Ой, как жалко дяденьку! Пошто он ходил по просеке? Не надо тут было ходить. Вот шайтан и наказал.
— Какой шайтан?
— Плохой человек, с хвостом, с рогами.
— Тут не шайтаном дело пахнет, — сказала девушка серьезно и стала следить за врачом.
Исподняя рубаха у Артема казалась красной и шумела, как жесткая бумага. Ее пришлось разорвать. На плечо и грудь раненому были наложены бинты, которые кое-где тут же порозовели.
К больному наконец вернулось сознание. Он широко открыл глаза, увидел людей и чуть заметно, робко улыбнулся. Хотел что-то сказать, но только пошевелил губами.