Ювелир с улицы Капуцинов
Шрифт:
— Минуточку, господин Шпехт, — услышал Петро, берясь за ручку двери, — а чем вы можете доказать, что бриллиант принадлежит вам?
Петро усмехнулся: первый ход сделан правильно! Если бы он вскипел, заспорил — проиграл бы. Старик все равно не выпустит бриллианта из рук, он только хочет приобрести его за бесценок. Но теперь диктовать будет он, Герман Шпехт.
— Бриллиант — это пустяки, господин Кремер! — небрежно бросил Петро, возвращаясь. — У нашей фирмы значительно большие возможности… — Положив перед ювелиром документ сотрудника СД, он лицемерно вздохнул: —
Этот документ был не очень высокого качества, и Петра предупредили, что им можно пользоваться лишь в крайних случаях. Но иного выхода не было. Кроме того, Петро знал: ювелир теперь думает только о бриллианте; вероятно, ему даже безразлично, краденый он или нет, и скорее всего в душе старик предпочитал бы, чтобы камень оказался краденым — все-таки меньше платить…
Кремер взглянул на документ и отодвинул его.
— Мы просто зря теряли время, господин Шпехт. Следовало начать с этого.
Петро спрятал документ в свой портфель.
— Как-то не подумал об этом. Ведь прежде всего я коммерсант.
— Ну, ну, — растянул свое длинное лицо в улыбке Кремер, но глаза оставались серьезными и сверлили Шпехта. — Приятно иметь дело с деловыми людьми. Вы хотите продать камень?
— Вы не ошиблись. — Петро снова выложил на стол коробочку.
Ювелир взвесил бриллиант.
— Восемь с половиной каратов.
Капнул на камень кислотой. Причмокнул бескровными губами и сухо сказал:
— Он стоит сорок тысяч марок. Могу предложить тридцать пять.
“Начинает приблизительно с половины цены”, — прикинул Петро и скучным голосом сказал:
— Вы же сами только что сказали, что любите иметь дело с деловыми людьми. За кого вы меня принимаете?
— Сколько же вы хотите? — спросил старик, привстав с места.
— Бриллиант стоит более восьмидесяти тысяч, коллега. Семьдесят пять мне заплатят с закрытыми глазами.
Ювелир опустился на стул.
— Да, вы знаете подлинную цену, — сказал с уважением. — Но сейчас война… Люди хотят покупать колбасу, а не бриллианты.
— Разница между ограниченным человеком и умным, — поднял брови Петро, — в том и состоит, что умный знает, когда покупать колбасу, а когда бриллианты. И лучше всех должны это знать мы, немцы, которые уже пережили одну послевоенную инфляцию. Сколько выиграли тогда те, кто вложил деньги в драгоценности? Вы знаете это лучше меня, господин Кремер.
— Не те времена, не те времена! — возразил ювелир. — Доблестная немецкая армия одерживает победу за победой.
— Учитывая именно это, — прервал хозяина Петро, — а также то, что это наша первая сделка, я возьму с вас всего семьдесят тысяч и лишь треть — в твердой валюте. Имею в виду доллары и фунты.
Ювелир скрипуче засмеялся.
— Доллары и фунты!.. Ха-ха… Валюта… Где же вы возьмете сейчас валюту?
— Ладно, двадцать процентов валютой, — вздохнул Петро. — И это мое последнее слово!
Ганс Кремер забегал по кабинету. Передвигался он необыкновенно легко — заложив руки за спину, задрав голову и немного подпрыгивая. Казалось, ювелир забыл про торговлю, про бриллиант и про посетителя. Молча попрыгав, сел на стул напротив гостя, уставился на него неподвижным взглядом бесцветных, почти белых глаз.
Петро выдержал этот тяжелый, неприятный взгляд. Кремер облизнул сухие губы и глубоко, с присвистом вздохнул:
— Хорошо… Пусть будет по-вашему… Так и быть, поскольку это наша первая операция…
— Первая или последняя, — ответил Петро, — какое это имеет значение? Я не позволю обирать себя никому — невзирая ни на возраст, ни на авторитет фирмы.
— Вы мне нравитесь, молодой человек, — засмеялся Кремер. — У вас настоящая деловая хватка.
— Немецкая, — поправил его Петро.
— Совершенно верно! — подхватил ювелир. — Полагаю, что, кроме этого камня, у вас найдется еще кое-что?
— Может быть, и найдется… — начал Петро.
Но Кремер не дал ему договорить. Опустив подбородок на свои белые руки, он начал монотонно:
— Мы живем в очень ответственный для немецкого народа период, господин Шпехт. Я имею в виду не только наши военные дела, но и, так сказать, ситуацию экономическую и торговую. В результате победного наступления наших войск происходит кое-какое перемещение ценностей. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? С Востока на Запад!.. К сожалению, поток этих ценностей похож на жалкий ручеек, а он должен стать полноводной рекой. Конечно, отчасти виновата наша администрация, которая, я бы сказал, примитивно регламентирует деловую инициативу на невозделанной ниве. Все это приводит к тому, что значительная часть ценностей, захваченных нашими людьми на Востоке, оседает на месте, а это — я не боюсь громких слов — преступление перед нацией! — На миг остановился, пошевелил губами. Затем многозначительно изрек: — И каждый порядочный немец-патриот должен приложить максимум усилий, чтобы помочь нашей державе в деле перемещения ценностей и тем самым укрепить великую Германию!
“Ишь, какую идеологию подвел! — усмехнулся про себя Петро. — Вот что значит коммерсант! Ведь знает, негодяй, откуда берется это золото! И глазом не моргнул…”
— Вы совершенно правы, — воспользовался Петро секундной паузой, — говоря о временных э-э… непорядках в операциях с драгоценностями. Отдельные наши чиновники не понимают той простой истины, что карман немецкого коммерсанта есть в то же время и карман государства.
— О-о! Как справедливо сказано! — Кремер многозначительно поднял палец.
“Тебе только дай, сам черт потом не вырвет”, — подумал Петро и продолжал:
— Именно это я и хотел подчеркнуть перед тем, как условиться о продаже еще некоторых драгоценностей. Вовсе не нужно, чтобы чинуши узнали о характере наших с вами сделок. Это было бы невыгодно ни мне, ни вам…
Кремер стал совсем другим — теперь он был похож на прекрасно выдрессированную легавую, которая почуяла запах дичи и сделала стойку. Ноздри старика раздувались, в глазах замигали хищные огоньки. Ювелир потер руки и сладким тоном сказал: