Юзер
Шрифт:
– Такие дела, брат. Ну, пошли пожуем что-нибудь. Мы вам не нужны?
– Справимся, Никита Андреевич. – Медсестра привычно готовила капельницу.
– Может быть, я пойду уже? – попросился Игорь.
– Нет. Главное впереди.
Они сидели на кухне за огромным стеклянным столом. Из-за медицинского запаха, привнесенного медсестрой, все казалось похожим на жутковатую больницу в отсеке космического корабля. Холодная пища. Наружу не выйдешь. Внешняя среда смертельна.
– Хочу предложить тебе работу. После небольшой проверки, конечно.
Ух ты! Сейчас телохранителем назначит. Неплохо бы. Только что ж это «Он» до сих пор до этого не додумался?… Будет с чем
– Очень высокооплачиваемая работа. Очень. Суть вот в чем. Я давно мог нанять ей охранника. Но знаю ее хитрость. Она на другой же день сбежит. Или ключи у сонного сопрет, или его охмурит, и сбегут вместе. Я ни на кого положиться не могу, кроме как на себя самого. А я сейчас нужен жене, в больнице. Раз там есть шанс, я должен его на тысячу процентов использовать. Эту, здесь, спасет не сторожевой пес, ее муж спасти может. Законный супруг, со всеми юридическими и церковными правами. Ты верующий?
– Не знаю, – оторопел Игорь.
– Крещеный?
– Да.
– Хорошо. Тогда вот что: ты на ней женишься. Повенчают вас. Ты будешь отцом ребенка. Если после родов сбежит – ты не в ответе. Только за ребенка – как отец. Это и будет твоя работа. Стоп! Сейчас ничего пока не говори. Изложу условия, потом здесь и теперь обдумаешь, примешь мое предложение – закрутится дело; нет – свободен, прощай. Работа тяжелая, измотаешься. Что будешь иметь? Однокомнатная в Москве – это в любом случае останется при тебе. Пойдешь учиться, глава семьи себя уважать должен. В мед не раздумал?
– Не поступлю. Забыл все, – ошеломленно вовлекся в фантастические планы Игорь.
– Поступишь. Поможем. Диплом при любом раскладе – твой. И регулярный заработок: на эти деньги будешь содержать семью. Деньгами не обижу, не в них проблема. Рай обещаю, а? Но это не рай. Ты лишаешься свободы. Как она. Твое время – в институте. Туда и обратно отвозит мой шофер. Здесь встречаю я, потом ты с ней. Без связи с внешним миром. Пока не появится ребенок. А там – по ходу дела. Сиди, думай. Если да, сестра проведет все анализы. Моя на сегодняшний день абсолютно чиста.
3
Таким несчастным Игорь еще никогда не был. Что он мог решить? В голове трепыхались заветные слова – «не знаю… не знаю…». Все! Хватит! Все ты знаешь. Помнишь, как в один бездомный московский вечер, еще до Тоши, бродил по бульварам, мечтая найти чемоданчик с миллионом? Или хотя бы туго набитый кошелек? Сколько раз в кино видел эти чемоданчики! Дуракам они всегда в руки попадают по воле слепого случая. Открывает лениво, думает, там пара грязных носков и яблоко подгнившее, стыренное где-то по бедности, а там – уя! – пачечки, пачечки, пачечки зелененькие. И эти козлы-киногерои, как водится, их еще и теряют, чтобы зрителю нервы пощекотать. Что ты тогда думал? Вот бы мне! Я бы! Я бы! Я бы – сразу – хвать! И спрятался бы от всех. Год бы тихо сидел, не рыпался. Хлеб сухой жрал бы, водой запивал. Последний нищий. Неприметный. А по-о-отом, по-о-о-отихонечку, в незаметненьком мешочке все миллиончики в другое место перевез, перепрятал и тут уж зажил по-человечески…
…Как ходил, судьбу молил послать хоть что-нибудь. И вот сейчас такой шанс. А что с Тошей – разве не был шанс? И учиться пойти она не раз предлагала. Нет, это было не то.
Встретились они на равных. На основе взаимного уважения. Ее действительно было за что уважать, а он представление тянул, пока не сорвался. Эх, почему они с Тошей не поженились! Не было бы сейчас этого жуткого разговора, искушения. Ему и в голову не приходило ей предложить. Если бы он мог разговаривать, как этот мужик! Вот так: «Тоша! Я тебя люблю. Но все мое время в Москве я был абсолютным ничем. Ни влиятельных знакомых, ни денег, ни понимания здешней жизни. Я устал и боялся. Думал только, как на плаву удержаться. Сейчас, с тобой, я хочу попытаться. Давай поженимся. Я все сделаю, чтобы ты была счастлива». Не предлагал. Боялся. Что он мог ей дать? К чему ей это? О ребенке и речи идти не могло: она панически боялась беременности, карьере бы помешало. А так – зачем? Все шло как-то само собой.
Ну, хорошо, женится он на Нике. Интересно, она сама понимает, что ее замуж выдают, или действительно безголовая? Женится, будет за ней смотреть, как сторож, дотянет до рождения ребенка. Времени тянуть – всего ничего, месяца четыре. За ребенком потом ходить – мать поможет, ей про брачные условия знать ни к чему, за своим внуком разве не приглядит. Стоит потерпеть, стоит. А Тоша… Пусть я для нее умер. Попал той ночью пьяный под машину. В морге лежит неопознанный труп… Она, бедная, мечется сейчас, ищет… Все равно… Решено.
Голова раскалывалась. Пить хотелось. И спрятаться куда-нибудь в темноту на веки вечные. Чтоб никто не достал.
– Ты что-нибудь решил?
– Да. Я согласен.
Узница выслушала отцовскую волю безучастно. Для нее ничего не менялось. Отец дождался, когда посланный по Тошиному адресу шофер вернулся с Игоревым паспортом и объемной дорожной сумкой, тут же детально обысканной. Игорь спокойно смотрел, как его вещи, уложенные Тошей, вываливают одну за другой прямо на пол. Удивлялся отстраненно, как много набралось шмоток за прошлую жизнь. Оставшись наконец один (Нику можно было не принимать во внимание), он лег и прислушался к тишине. Тоши больше нет. Интересно, она пожитки заранее уложила сразу после его пьяной выходки или уже при шофере? Теперь не узнаешь. Хоть бы какую-то записочку написала, упрекнула, прокляла. Так легче было бы расстаться. Он тупо перелистывал свои книги, не понимая, как он когда-то мог их читать, удивляясь себе прежнему. Сутки-двое – и нет человека. Того человека больше нет.
В одной из книг обнаружился сложенный вчетверо листок. На нем было его имя и знак вопроса во всю страничку. Вот оно – послание! Она помнила их уговор, а он забыл. Еще в самом начале, когда казалось, все звезды – за них, разговор почему-то зашел о разлуке.
– Никогда, – отмахивался Итон.
– А если? – настаивала Тоша, знавшая о неизбежности потерь.
Вот они и договорились, что если придет пора расстаться, то тот, кто так решил, просто пришлет другому чистый белый лист. Зачем какие-то слова?
…Знак вопроса выглядел как кусок перевернутого якоря – обломка надежды. Надеяться же было не на что: отныне им предстояло идти по жизни в разные стороны. Не он сам – судьба так решила. Он может только плыть по течению, выживать. А Тоша не пропадет, и пара ей найдется достойная. Она сильная, переживет.
Он устал думать. Лучше всего уснуть. Утро вечера мудренее. Пусть будет, как будет. Но спалось плохо, скорее дремалось. Он даже не удивился, почувствовав чье-то присутствие. Кто тут мог быть, кроме него и Ники? Отоспалась за день, пошла ночью бродить. Так и происходит с тусовочными людьми, поменявшими день на сон, ночь – на праздник. Ника прилегла рядом. Он чуть-чуть потеснился к стенке, чтоб ей было удобней. Вот, живое существо греет его своим теплом. Можно лежать и дышать в такт: вдох – выдох. Как кролики в клетке: прижмутся друг к другу и смотрят. Молча живут. Но жизнь любят. Умеют за нее бояться. И есть любят: жуют себе, жуют…