Южный Урал, № 31
Шрифт:
— Вот какой пропуск надо иметь для проезда на Сучан, а у вас его нет.
Возвращая мне пропуск, он приказал солдату увести женщину в комендатуру.
Этот случай мы потом долго вспоминали и смеялись над тем, что наши пропуска могут «служить образцом» колчаковцам.
Утром 6 апреля, как только рассвело, наш поезд двинулся со ст. Шкотово и через час прибыл на конечную станцию ширококолейной железной дороги. Здесь мы слезли и, перейдя перевал пешком, пришли к станции узкоколейной Сучанской железной дороги. На станции уже стоял пассажирский
До отправки мы соблюдали конспирацию, но как только поезд тронулся, познакомились с нашим проводником. Пока ехали до ст. Бархатная, где нам нужно сходить, мы уже кое-что узнали от проводника о Сучанском партизанском отряде.
Путь от ст. Бархатной шел по проселочной дороге.
День начинался погожий, ясный. На небе ни облачка. Виднелись подснежники, ранние цветы, зелень. Слышалось пение птиц. Дышалось легко.
Как-то не верилось, что сегодня мы будем в партизанском отряде.
Дорогой нам скучать не пришлось. Саша Фадеев занимал нас разными рассказами, анекдотами.
Так незаметно, разговаривая, мы подошли к окраине деревни Казанка, что на правом берегу реки Сучан.
Неожиданно для нас из придорожных кустов раздался окрик: «Стой! Руки вверх!» И тут же показались два человека с винтовками и подсумками на ремнях.
На головных уборах выше козырька у них были нашиты красные ленточки. Это нас успокоило.
Один из них предложил следовать на заставу. Мы только тогда окончательно опомнились, когда вошли в помещение заставы.
Объяснив начальнику заставы, кто мы, откуда прибыли и куда направляемся, попросили его переправить нас через реку Сучан в штаб отряда.
Начальник позвонил в штаб отряда. Рассказал о нас все, что ему было известно из наших слов, затем приказал одному из партизан переправить нас в штаб отряда, расположенный в деревне Фроловка.
Через час мы уже были в штабе Сучанского партизанского отряда.
Всего только два дня назад мы с оглядкой ходили по улицам Владивостока, рискуя быть схваченными, а тут совсем иной край, другой воздух и дышится совсем по другому. Это наш, Советский край.
Через несколько минут в школу, где помещался ревком и штаб отряда, набралось много народу. Здесь оказалось несколько товарищей, которых мы знали еще по Владивостоку, в частности Тамару Головкину. Почти до утра проговорили о Владивостоке.
Через несколько дней штаб отправил трех ребят в отряд — на фронт. Меня оставили пока при штабе, поручив выпускать газету.
Саша Фадеев — Булыга — штабом отряда был направлен в сторону Хабаровска для установления связи с оперирующими там партизанскими отрядами.
С этого момента я потерял связь с Сашей Фадеевым.
Прошли года. И вот в 1931 году, после столь долгой разлуки, мне посчастливилось встретиться с А. А. Фадеевым. Произошло это так.
Я учился тогда в Ленинградском институте механизации и электрификации сельского хозяйства.
В июне или июле 1931 года я
Этому известию я был несказанно обрадован. Я снова встречусь с другом своей юности Сашей Фадеевым!
Вот и наступил долгожданный день, когда назначен наш вечер воспоминаний!
День этот для меня показался целым годом. Я злился на то, что день так долго тянется. В филармонию пришел одним из первых.
Я с громадным нетерпением ждал выступления А. А. Фадеева. Наконец на сцену выходит Фадеев!
В зале поднялась шумная, долго не смолкающая овация и крики приветствия. Присутствующие стоя приветствовали своего товарища, бывшего партизана.
Эта сцена сохранилась в моей памяти со всеми мельчайшими подробностями.
На нем была черная гимнастерка со светлыми пуговицами, такого же цвета брюки галифе, широкий офицерский ремень и сапоги.
Пока зал приветствовал Фадеева, он, улыбаясь, стоял около небольшого круглого столика с книгой в левой руке, и как только в зале наступила тишина, Фадеев сел и начал читать.
Я настолько был поглощен мыслью о предстоящей беседе с Фадеевым, что даже не заметил, как он кончил читать.
В зале снова поднялась овация.
Тут я не вытерпел и побежал на сцену. Я совсем забыл о том, что нахожусь на виду, в общественном месте, и громко закричал: «Здорово, Саша!» — и бросился к нему. Мы крепко обнялись и поцеловались.
Придя в себя, мы отошли в сторону и стали наперебой расспрашивать друг друга о Владивостоке, об общих знакомых и т. д.
Расставаясь, мы оба позабыли дать друг другу адреса.
И только в начале 1946 года из центральных газет я узнал, что А. А. Фадеев находится в Москве. Я написал ему письмо в адрес Союза писателей СССР. Через месяц-полтора получил ответ, и с этого дня мы с ним переписывались до последних дней его жизни.
Впоследствии, бывая у Фадеева, я каждый раз видел на его письменном столе горку писем из разных мест нашей страны.
Ему писали его коллеги, старые и особенно молодые писатели, желающие получить от него товарищеские указания по волнующим вопросам, а также писали избиратели о своих нуждах, как своему депутату.
Вот что он пишет в одном из своих писем 31 августа 1947 года:
«Дорогой Гриша!
Не обижайся на меня за то, что я иногда месяцами не отвечаю на твои письма, это объясняется исключительной занятостью. Этот год был трудным для меня. В Союзе писателей у нас коренная перестройка, работы так много, что спишь 5—6 часов в сутки. Я очень много, кроме того, был в разъездах: был в Чехословакии, в Англии, ездил в Латвию, болел. Если учесть всю мою служебную переписку и большое количество депутатских писем, у меня почти не остается времени на личную переписку».