Z – значит Зомби (сборник)
Шрифт:
Если бы папа не выдал ее за Александра… Нет, нет. Она бы и тогда не попросилась бы в шоу.
Анастасия тянется к коммуникатору и набирает № 6. Феодора. Действительно дурацкое имя, у нее почти нет шансов.
По экрану бегут циферки, но Анастасия почти не обращает на них внимания. В больших числах она не сильна. Нет, она смо трит на лица участников – напряженные у парней, испуганные у девушек. Кто-то кусает губы, у кого-то в глазах слезы. Анастасия почти уверена, что шестой номер проиграет.
– А сейчас мы назовем имя нашего победителя! Это номер пятый –
Этого участника Анастасия не считала фаворитом. Хилый какой-то, блеклый мальчик, наверное, по здоровью не годится ни для службы, ни для бизнеса. Но в том и состоит интрига – никогда нельзя угадать, кто выиграет.
Также, к ее удивлению, Феодора идет, правда, не следующей, но получает вполне уважительное третье место. Даша, за которую голосовал Жора – на пятом.
– Ита-а-ак, меньше всего голосов набирает Роман! И сегодня он, по вашему желанию, дамы и господа, покидает наш уютный бункер!
– Продул, продул! – Жора пихает брата локтем. Тот недовольно морщит лоб – любому неприятно признаваться, что голосовал за лузера.
Двое охранни ков, подхватив Романа под руки, волокут его к выходу. Аглая тем временем вещает, что место в бункере освободилось и программа ждет нового кандидата, который появится на следующей неделе.
Они всегда появляются. Ведь свободных бункеров нет, новых не строят. Да и довоенные припасы ограничены.
Аглая говорит бодро, но без воодушевления – это обычные дежурные слова, они нужны лишь для того, чтоб камера, установленная на сторожевой вышке, успела переключиться на то, что происходит за периметром. Там зажглись прожектора, и видно, как мечутся черные тени на белом снегу.
Говорят, будто летальные мутанты лишены разума. Вирус выжег его начисто, оставив только инстинкты. Этого хватает, чтобы кружить вокруг места, откуда им выбрасывают очередную жертву.
Прикормленные. Даже на зиму в спячку не впадают.
Проигравшего выталкивают за ограждение. Зрители приникают к экранам. Опять-таки не угадаешь , как поведет себя лузер. Одни пытаются залезть на ограду и корчатся под ударами тока, другие пытаются убежать, есть и те, кто отбиваются.
А нынешний просто падает в снег и пытается зарыться. Глупый совсем.
Летальные мутанты окружают его. Луч прожектора скользит по их мордам, жутким, оскаленным… таким знакомым. Некоторые из них недавно были участниками шоу. Те, кого мутанты не порвали, заразились и сами стали… этими.
Но нынешнего проигравшего, похоже, ждет обычная участь. Лемуты, зомби, мертвяки бросаются на жертву. Никита свистит, а Жорка страшным голосом бубнит: «Отдай свои мозги!» Он не знает, откуда это взялось, лемуты ничего такого не требуют, но так говорит папа, когда смотрит «Бункер».
Анастасии надо бы сказать, чтоб дети вели себя прилично, но она не может оторвать глаз от происходящего. Возбуждение, в котором она пребывает, помогает ей забыться. Не думать о том, что станет с ней, когда она состарится и не будет годна в хорошие жены. О том, что случилось с прежней женой Александра и ее собственной матерью. О том, как увольняют проворовавшихся и провинившихся слуг. Она все еще молода, верно? Она нужна детям. И она совсем не такая, как прислуга…
Из прислуги – не спит нянька Зинаида. Она выползла из теплой постели, снова оделась – ждет, когда надо будет развести барчуков по спаленкам.
3. Деревня Верхнесыжелье Уфимо-Глазовской губернии
«Говорили, что должно прийти три чумы: птичья, скотья и мертвячья. А как придет мертвячья, тут всему конец и настанет. Теперь же говорят, что конец миру не настал, потому что мертвячья чума еще не закончилась, а другие – что не три чумы должно быть, а семь.
Заговор от мертвяков – читать на закате. В некоторых деревнях после похорон родня покойного сидит первые три ночи на могиле до первых петухов и читает тот же заговор: «Мать сыра земля! Уйми всяку гадину нечистую от лихого дела. Поглоти нечистую силу в бездну кипучую, в серу горючую», – чтоб не встал он нежитью.
По поводу баб, рожавших младенцев от нежитей. Сам я таких не встречал никогда. Только слышал от других. Скорее всего, выдумка, а может, бабы стыдятся признаться или бояться соседей»…
Тут чернила в склянке закончились, и ведун с раздражением заметил, что перо только попусту царапает бумагу. Пришлось встать, чтоб достать с полки новый пузырек. Чернила он делал сам, используя в основном печную сажу. А вот бумага была настоящая. Сейчас он писал на оборотах платежек, кот орых в каждой избе накопились целые кипы. Платежки каким-то непостижимым образом продолжали приходить еще несколько лет после начала эпидемии, а деревенские – они хозяйственные, ничего не выбрасывают, вдруг да пригодится. А для дела отдать могут. Еще использовал Михаил Кузьмич чистые страницы из школьных учебников, которые собрал у себя со всей деревни. На чем будет писать, когда они закончатся, он себе голову не забивал. Может, он еще и не доживет до того.
Свои записи Михаил Кузьмич никак не упорядочивал. Просто записывал все, что считал полезным. Понадобится людям – разберутся. Сам-то он был городской и в незапамятные времена работал инженером. Но угораздило его в тот роковой год приехать в отпуск к деду в деревню. А уехать уже не смог. Поначалу страшно было. А потом, когда все понемногу успокоилось, – ни дорог не осталось, ни транспорта. И вообще Верхнесыжелье и еще несколько населенных пунктов, до которых сократился его нынешний мир, оказались позабыты нынешне й цивилизацией.
Сказать, чтоб он об этом сильно жалел – так нет. Пока связь еще работала, ясно было, что смертность в городах гораздо выше, чем в сельской местности. А если б и выжил, хрен знает, что там сейчас творится с производством и нашел ли бы он работу по специальности.
Что до прочего – люди здесь как жили со своего хозяйства, так и нынче живут. Удобствий вроде газа и водопровода тут отродясь не было, хоть счета за них и приходили. И, выходит, хорошо, что не было, – печи и колодцы никуда не делись. Электричество, правда, раньше было, нынче сдохло, но мы люди не гордые, и при лучине посидим.