За "базар" отвечу
Шрифт:
Сказал, что контракт составлен совершенно верно и никаких претензий к нему у меня нет. Виктор взял салфетку и стал рисовать мне схему коммерческой сделки, обводя кружочками и соединяя стрелками стороны и движение товара. Я все внимательно посмотрел и сказал, что все соответствует контракту. Каждая стрелка и каждый кружочек находили свое отражение в пунктах контракта. Когда мы разговаривали и заказали кофе, я заметил какие-то взгляды в нашу сторону.
Я внимательнее оглядел зал. Он был заполнен людьми. Почти все были с мобильными телефонами, которые время от времени
Вероятно, многие «новые русские» приехали сюда на свои встречи или деловые переговоры.
Мне все время казалось, что за нами кто-то наблюдает. Когда встреча уже закончилась, примерно минут через двадцать-тридцать, я вышел в сопровождении Виктора и Олега, покинув зал бара. Мы подошли к выходу из торгового центра и остановились у стоянки автомобилей, прощаясь. Я обратил внимание, что Виктор приехал на большом белом «Линкольне», который совершенно не вписывался в эту стоянку, поскольку он был трехдверным и сильно вытянутым в длину. За рулем машины сидел какой-то парень.
Я попрощался, направился к своей машине, сел. Не успел я отъехать и нескольких метров, как услышал скрежет тормозов.
Я увидел, как из подъезжающей машины, «Жигулей» — номера я уже не помню, — выскочил какой-то человек в темной куртке, достал автомат и стал стрелять в сторону стоящих автомобилей, в том числе и в сторону «Линкольна». Реакция стоящего у машины Виктора и Олега была моментальной.
Они — в дорогих пальто и костюмах — тут же упали на грязную землю и стали ползти, прячась от пуль, которые, видимо, предназначались им, так как стреляющий человек все время целился в их сторону, не отвлекаясь на другое.
Казалось, что стрельбе не будет конца. Многие люди, стоявшие около комплекса, также упали на землю и стали ползти к своим машинам. Многие машины резко рванули с места. Я услышал крики, видимо, кого-то ранили. И вдруг неожиданно из торгового центра выскочили несколько молодых ребят, которые стали стрелять из пистолетов в сторону автоматчика. Завязалась перестрелка. Стреляющий из автомата вынужден был пригибаться. Наконец, после двух-трех минут стрельбы, он вскочил в машину, стоящую около него, и она, резко рванув с места, покинула место происшествия.
Неожиданно за этой машиной понеслось несколько других. На набережной остался поврежденный «Линкольн».
Я тоже решил уехать. В тот же день «Дорожный патруль» сообщил подробности этой перестрелки.
Я узнал, что произошла разборка между неизвестной группировкой и курганскими, что один из лидеров курганской группировки — фамилии не называлось — тяжело ранен и случайно убит водитель черной «Волги», а на месте перестрелки обнаружено примерно 60 стреляных гильз. Прибывшая милиция никого не задержала, потому что все разбежались.
На следующий день многие газеты вышли с подробными комментариями по поводу вчерашнего инцидента. Несколько статей были посвящены курганцам.
Я узнал из них, что курганская группировка начала действовать в Москве в начале девяностых годов. Сначала они работали с ореховским авторитетом Сильвестром, но после его гибели они ближе сошлись с коптевской группировкой, осваивая постепенно Москву. Далее в статье говорилось, что один из курганцев находится в больнице и шансов на его выздоровление практически нет.
В этот же день мне позвонил неизвестный человек и сказал, что Виктор тяжело ранен, находится в больнице и очень просил, чтобы я к нему приехал как адвокат.
Я приехал в больницу и поднялся на этаж, где находился Виктор. Там я сразу увидел, что возле его палаты дежурят вооруженные милиционеры. Я предъявил свое удостоверение, показал ордер. Они сказали, что они этот вопрос решить не могут и что мне надо связаться с начальством. Пока же пропустить меня они не могут. Я обратил внимание, что в палате Виктора кто-то находится. Я поинтересовался этим. Милиционеры сказали, что идет допрос.
— Вот видите! Раз идет допрос, значит, я должен войти.
— Нет, мы ничем вам помочь не можем. Вам необходимо ехать к нашему начальству.
Я узнал, что дело стала вести Краснопресненская прокуратура. Через некоторое время я был в здании прокуратуры. Найдя следователя, я узнал от него, что Виктор находится в тяжелом состоянии. В него угодило несколько пуль, а одна даже затронула голову. И сейчас у меня нет никакой возможности разговаривать с ним, как объяснил мне следователь.
— Но вы не волнуйтесь, мы выставили охрану, и никто к нему близко не подступится, — сказал он мне.
Почти каждый день я либо приезжал в прокуратуру, либо звонил туда. Иногда я наведывался в больницу. Все оставалось по-прежнему, стояла охрана, которая никого не пропускала. Вскоре я узнал, что оперативные работники все же допрашивали Виктора, который ничего толком сказать не мог, кто в него стрелял и почему это случилось. Хотя, конечно, можно было легко догадаться, что цель была одна — его смерть.
Примерно через неделю, когда ему стало лучше, я стал настаивать на личной встрече. Но следователь опять мне отказал по той причине, что он проходит как свидетель по этому инциденту и, следовательно, адвокат ему не положен. Хотя, как он сказал, может быть, он будет подозреваемым.
— Подозреваемым в чем — в собственном убийстве? — съязвил я.
— Нет, — сказал следователь, — наверное, есть что-то еще.
Через несколько дней я все же получил возможность пройти в больницу к Виктору. Когда я подъезжал, то заметил, что у входа стояли несколько молодых людей. У многих были рации. Кто-то мне кивнул, помахал рукой. Я понял, что это личная охрана Виктора.
Поднявшись на знакомый уже мне третий этаж, я обратил внимание, что у двери его палаты снята охрана.
Зайдя в палату, я увидел следующее: в одиночной, хорошо оборудованной палате на койке лежал Виктор. Голова у него была перебинтована. Он находился под капельницей. Виктор слабо улыбнулся мне. Он попытался поднять руку для приветствия, но, видимо, из-за боли не смог этого сделать. Я подошел к нему, сказал: