За что сражались советские люди
Шрифт:
Я закончу этот далеко не полный обзор цитатой из письма младшего сержанта Юферева: «Теперь мы освободили почти всю нашу территорию и советский солдат сражается за благо Европы и за мир. Казалось, надо нас поддержать, и все-таки находятся адвокаты бесчестья, заступники немцев. Русские отходчивы, но память у нас крепкая. Скоро в Кенигсберге я вспомню Великие Луки. И зло мы уничтожим».
Таков единодушный приговор нашей армии. Подзащитным леди Гибб придется расстаться с иллюзиями: Красная Армия не слезливая дама, это разгневанная совесть народа».
Заключение. Направления исследования 771
Война на Востоке была для нацистской Германии особой войной. Здесь, на населенных недочеловеками просторах, не действовали никакие моральные и юридические законы; лишь жестокостью можно было обеспечить безопасность Рейху и всей Европе. На закрытых совещаниях нацистское руководство прямо говорило о необходимости уничтожения миллионов советских граждан. Эти планы не оставались на бумаге — они деятельно и непреклонно воплощались в жизнь.
771
Первый
Войска Красной Армии на фронте и партизаны в тылу не дали полностью реализовать нацистские планы обезлюживания; однако и то, что нацистам удалось сделать, было невероятно в своей чудовищности. По сей день неизвестно, сколько мирных граждан было убито на оккупированных территориях. Советские историки говорили о 10 миллионах 772 , современные российские исследователи называют цифру в 13,5–14 миллионов мирных граждан, к которым следует прибавить 2,5 миллиона уничтоженных военнопленных (последняя цифра явно занижена) 773 . Существует, однако, другая, еще более ужасающая оценка. Согласно этим расчетам, до войны в областях, подвергнувшихся оккупации, проживало в общей сложности 88 миллионов человек, а к моменту освобождения в них осталось 55 миллионов человек 774 . Даже если сделать поправку на эвакуацию части населения, на призыв в Красную Армию, на тех, кому посчастливилось впоследствии вернуться из нацистских лагерей, цифра гражданских потерь составит более 20 миллионов.
772
История КПСС. — М.: Политиздат, 1970. — Т. 5. — Кн. 1. — С. 251; Ни давности, ни забвения...
773
Россия и СССР в войнах XX века. С. 233, 463; Население России в XX веке. Т. 2. С. 50, 58–59.
774
Боффа Дж. История Советского Союза /Пер. с итальянск. — М.: Прогресс, 1980. — Кн. 2. — Вып. 1. — С. 121.
Казалось, что о подобном ужасе забыть невозможно; однако не прошло и шестидесяти лет, как о геноциде советского народа было забыто, причем не где-нибудь на Западе, где об этом не очень-то и знали, а в нашей собственной стране.
Сегодня о хладнокровно проводившейся истребительной политике нацистов на советских землях у нас предпочитают не говорить. Более того — очень многие стараются сделать вид, что никаких преступлений германские оккупационные войска и вовсе не совершали, что место имели лишь неизбежные на войне случайности 775 .
775
См., напр.: Таратухин К. Л. Ливны при немцах// Под оккупацией в 1941–1944 гг.: Статьи и воспоминания. — М.: Посев, 2004. — С. 54–75.
А коли уж и скажет кто сквозь зубы про «подвиги» нацистов, то тут же перескочит к обличению сталинизма в частности и советского тоталитарного строя в целом. Хотя, казалось бы, при чем тут советский строй?
«Подлинная историческая память намеренно стирается, — замечает в этой связи историк Наталья Нарочницкая, — геополитический проект Гитлера — уничтожение целых государств и наций и лишение их национальной жизни — забыт. Но, если мы никогда не забываем страдания евреев, то почему же мировое сообщество и сами евреи парадоксально взирают с растущей лояльностью на наследников фашистских легионов Прибалтики, Украины, Белоруссии, руки которых обагрены кровью тысяч евреев и тысяч славян? Почему славяне вообще не упоминаются в качестве жертв гитлеровского геноцида? Уж не потому ли, что это дает возможность обвинять в фашизме тех, кто оказал гитлеровской агрессии наибольшее сопротивление и сделал невозможным повторение Освенцима?» 776 .
776
Нарочницкая H. A. За что и с кем мы воевали. С. 66.
Пропагандистская вакханалия, устроенная в зарубежных и ряде отечественных СМИ в преддверии 60-летия Победы, полностью подтверждает это предположение 777 .
Впрочем, нельзя не признать, что в значительной мере подобная ситуация стала возможна из-за нашей собственной нераспорядительности.
Во время войны преступлениям нацистов были посвящены тысячи статей и десятки книг. Алексей Толстой и Михаил Шолохов, Илья Эренбург и Константин Симонов со всей силой писательского таланта рассказывали стране и миру об аде, воплощенном гитлеровцами на оккупированной советской земле. Реальность была страшнее любых выдумок; советские писатели и журналисты цитировали приказы командования вермахта и СС, дневники и письма немецких солдат и офицеров — и этого было более чем достаточно. Когда появилась возможность, в свет стали выходить основательные сборники документов; теперь даже самый большой скептик не мог обвинить советскую сторону в пропагандистском искажении фактов 778 .
777
См., напр.: Крестовский В. Война и новые идеологические маркеры в англо-американских СМИ // 60-летие окончания Второй мировой и Великой Отечественной: Победители и побежденные в контексте политики, мифологии и памяти: Материалы к международному форуму (Москва, сентябрь 2005). — М.: Фонд Фридриха Науманна; АИРО-XXI, 2005. — С. 147–161.
778
Для того чтобы убедиться в этом, достаточно сличить опубликованные позднее документы с их изложением в статьях советских пропагандистов. Любой может увидеть: изменений практически не вносится, за исключением обоснованной редакторской правки. Документы говорят сами за себя. См., например: Эренбург И. Г. Война, 1941–1945. С. 304–310; Павлов В. В. Дневники гестаповца // Лубянка: Историко-публицистический альманах. — М., 2005. — Вып. 2. — С. 91–112.
Сборники документов продолжали публиковать и пятнадцать, и тридцать лет спустя 779 . В научный оборот были введены крайне важные документы, однако использование их оставляло желать много лучшего. Причин тому было две.
Во-первых, психологический шок, который получило советское общество, был слишком силен. Исследовать его по свежим следам было все равно, что копаться в незажившей еще ране; должно было пройти время, прежде чем произошедшая трагедия могла стать предметом осмысления 780 .
779
Документы обвиняют. — М., 1945. — Вып. 1–2; Сборник сообщений Чрезвычайной государственной комиссии о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков. — М., 1946; Немецко-фашистский оккупационный режим, 1941–1944. — М., 1965; Мы обвиняем. — Рига, 1967; Преступные цели — преступные средства. — М., 1968; Преступные цели фашистской Германии в войне против Советского Союза. — М., 1987.
780
То же самое произошло с памятью о Холокосте, подробное изучение которого началось лишь в 70-х гг. См.: Вельтцер X. История, память и современность прошлого: Память как арена политической борьбы // Неприкосновенный запас. — 2005. — № 2–3. — С. 34.
Во-вторых, послевоенный Советский Союз оказался не заинтересован в подобных исследованиях — потому, что в уничтожении мирного населения кроме немецких войск и полиции более чем деятельное участие принимали формирования коллаборационистов из национальных республик.
В свое время советская власть сделала очень многое для того, чтобы не дать прорасти семенам межнациональной розни, посеянным нацистами. После войны Кремль проявил удивительную по любым меркам гуманность, амнистировав всех служивших на мелких должностях коллаборационистов и полицаев — если на них не было крови и если они не убежали с немцами. Тем, кто убежал, дали всего лишь по шесть лет ссылки 781 .
781
Полян П. М. Депортация советских граждан в Третий Рейх и их репатриация в Советский Союз // Материалы по истории Русского освободительного движения. — М.: Архив РОА, 1999. — Вып. 4. — С. 396–397; Земсков В. Н. Репатриация советских граждан и их дальнейшая судьба, 1944–1956 // Социологические исследования. — 1995. — № 5. — С. 6–7; Пыхалов И. Великая оболганная война. — М.: Эксмо; Яуза, 2005. — С. 340–345. Дело доходило до того, что в органах государственной власти союзных республик работали откровенные нацистские пособники, которых органам НКВД пришлось выявлять очень долго. Так, в наркомате земледелия Литвы на ответственных должностях трудились: бывший помещик Иозас Петрайтис, состоявший в карательном отряде, член Вильнюсского штаба ЛЛА (антисоветской «Литовской освободительной армии») Мечеслав Брашишкис, а также несколько бывших сотрудников гестапо и вспомогательной полиции (Лубянка. Сталин и НКВД... С. 528–529).
Сделано это было по вполне прагматичным причинам: разоренная тяжелейшей войной страна нуждалась в мире, в единении, а не в расколе. По той же причине через некоторое время на исследования нацистской оккупации был наложен негласный мораторий: тщательные исследования по данной тематике могли нарушить гражданский мир в стране, обострить межнациональные проблемы.
В итоге политическая целесообразность оказалась выше исторической добросовестности. Ужасы нацистской оккупации остались в народной памяти, но не были зафиксированы историками, и лишь в работах, посвященных советскому партизанскому движению, можно было встретить небольшие разделы об оккупационной политике нацистов, разделы, носившие заведомо второстепенный и иллюстративный характер 782 .
782
Эта тенденция оказалась характерной и для постсоветских исследований. См.: Великая Отечественная война. Т. 4. С. 115–167; Партизанское движение. С. 83–101; Попов А. Ю. НКВД и партизанское движение. — М.: Олма-пресс, 2003. — С. 69–77; Война и общество. Т. 2. С. 264–293. Значимым исключением стала лишь вышедшая незначительным тиражом книга «Нацистская политика геноцида и «выжженной земли» в Белоруссии» (Минск, 1984), носившая, однако, преимущественно справочный характер: почти 70% ее объема занимают росписи уничтоженных белорусских деревень, лагерей смерти, организованных на территории республики, и наиболее крупных «контрпартизанских» операций.
В Германии, Польше и Израиле исследования различных аспектов истребительной войны на Востоке носило гораздо более основательный характер, чем в Советском Союзе и впоследствии в России. В одной только Германии (по обе стороны Берлинской стены) за тридцать лет было опубликовано несколько десятков монографий по данной тематике. Ханс-Адольф Якобсен исследовал историю появления и реализации зловещего приказа «О комиссарах», Манфред Мессершмидт продемонстрировал, насколько вермахт был пропитан нацистской идеологией, Норман Мюллер и Андреас Хильгрубер рассказали об истребительной войне, Кристиан Штрайт — об уничтожении советских военнопленных, Хельмунт Краусник и Ханс-Генрих Вильгельме — о преступлениях айнзатцгрупп 783 .
783
Истребительная война на Востоке. С. 9. См. также: Борозняк А. ФРГ: волны исторической памяти // Неприкосновенный запас. 2005. — № 2–3. — С. 61–63; Кёнинг X. Память о национал-социализме, Холокосте и Второй мировой войне в политическом сознании Федеративной республики Германия // Неприкосновенный запас. — 2005. — № 2–3. — С. 96–103; Штанг К. Вина и признание вины: Продолжающиеся трудности при осмыслении старой проблемы // Истребительная война на Востоке: Преступления вермахта в СССР, 1941–1944. — М.: АИРО-XXI, 2005. — С. 70–88.