За чудесным зерном
Шрифт:
— Не плачь, — сказал Иван Викентьевич. — Я попробую прижечь рану… — Но тут Веселов с изумлением приметил, что мальчик дрожит не от слез. Витя смеялся. Притянув к себе Веселова, мальчик зашептал ему на ухо.
Потом Витя подошел к Фыну. Китаец больше не кричал.
Он лежал на земле и немигающими глазами глядел на свою рану. Укушенный палец посинел, и казалось, что синева ползла выше по руке.
— Слушай, Фын, — обратился к нему Витя, — ты умираешь. Но, — тут голос мальчика зазвучал торжественно, — но, как говорит Конфуций, «всякую вещь можно купить за подходящую
Китаец поднял на Витю глаза и слушал.
— Например, портфель с бумагами профессора у тебя хотели купить за золотые часы. Не так ли? Однако самые прекрасные часы ничего не будут стоить, когда вот эта синева дойдет до твоего сердца.
Фын жалобно застонал. Он с ужасом взглянул на чернеющий палец.
— Но, — продолжал Витя, — что дал бы ты, например, вот за эту вещь?
В его руке блеснул синий камень величиной с кулак.
— Взгляни на эти знаки. — Витя поднес камень к самому носу китайца и спросил: — Узнаешь ты эту надпись?
— Нет, — пробормотал Фын.
— Ты мало читал Конфуция. Это змеиный камень!.. Змеиный камень, найденный великим нашим начальником товарищем Веселовым в черной голове ядовитой змеи. Той самой, что Иван Викентьевич собственноручно убил на прошлой неделе!
Китаец приподнялся, как на пружине.
— Спаси меня!
— Конечно, спасу, но только за плату — за хорошую плату, дружочек!
— Я отдам тебе мой магазин на базаре и тот караван, который должен притти из Калгана.
— Нет, купеческая твоя душа! Ты мне лучше скажи, где находится Великий Город… Взгляни — опухоль идет выше!
Несчастный взглянул: синева начала покрывать кисть руки.
— Скажу! Скажу! Я сам провожу вас туда. Кроме меня, во всем Хотане дорогу знают не больше десяти человек. Они боятся пустыни и молчат. Но «черноголовая» страшней всякой пустыни, и я провожу вас в Великий Город.
— Правда?
— Клянусь моей могилой и могилами моего отца и деда!
Тут Витя решил, что поверить можно: редкий из китайцев рискнет нарушить такую клятву, — и торжественно прижал синий камень к укушенному пальцу.
Фын с надеждой повернул к мальчику перекошенное лицо.
— Поклянись и ты, что я останусь жив.
— Клянусь московским крематорием! — прочувствованно говорил Витя, придерживая камень.
Мало-помалу лицо Фына начало светлеть. Зловещая синева на руке побледнела, уменьшилась и наконец исчезла.
Глава XXVI
Изгибаясь в поклонах, Фын покинул палатку, куда час назад он пробирался ночным вором.
Невдалеке от лагеря советской экспедиции он наткнулся на сэра Генри Джуда.
— Ну, что? — нетерпеливо спросил англичанин.
— Высокорожденный, — ядовито отвечал китаец, — твои часы оказались никуда негодными. Я их выбросил с мусором. — И не обращая внимания на рассерженного англичанина, Фын исчез в темноте.
Когда купец ушел из палатки, на Витю посыпался град вопросов. Всех, кроме Веселова, изумила нелепая церемония со змеиным камнем. Мальчик, сияя и хохоча, ответил:
— Все объясняется очень просто: дело в том, что змейка не укусила Фына.
— Как не укусила?!
— Она не могла его укусить! Да! — продолжал Витя, и глаза его победно сверкали. — Да, змея не укусила, потому что не могла укусить. Потому что она сидела в своей клетке — в специальной, мелкоплетеной, безопасной, совершенно безопасной клетке!
Все переглянулись.
— Ну, а ранка откуда же?
Молча Витя снял с гвоздя пиджак Клавдия Петровича. В рукаве торчала забытая Костей иголка.
— Дело в том, что вечером профессор захватил с собой немножечко не то, что хотел захватить. Он взял в свою палатку змею, а портфель забыл. Я думаю, — продолжал Витя, — что вор, шаря руками в поисках портфеля, услышал в темноте хорошо знакомый ему змеиный шип и испугался. А когда он наколол палец на Костину иголку, то совсем обезумел и нисколько не сомневался, что его укусила змея.
— Почему же у Фына все-таки посинела рука? — удивился Костя.
— А вот этого я и сам не знаю!
— Это я могу вам объяснить, — сказал Веселов. — Видите ли, если нервный человек сильно испугается какой-нибудь болезни, то бывает, что у него появляются все ее признаки, хотя он совершенно здоров. Во время эпидемий часто появляются такие мнимые больные.
— Значит, рука у Фына синела только от того, что он знал, что ей полагается синеть после змеиного укуса?
— Ну, конечно.
— Ах, и здорово же напугался Фын! — рассмеялся Костя. — Умный китаец и хитрый, а с испуга поверил, что камень в кулак величиной мог поместиться в голове черноголовой змеи. Кстати, откуда ты, Витька, раздобыл этот камень?
— Из археологической коллекции Клавдия Петровича. Иван Викентьевич, скажите, пожалуйста, откуда взялась сказка о змеином камне?
— Это не сказка. Змеиный камень существует. Разумеется, его не находят в голове гадюки или кобры. Его приготовляют из обожженных костей, извести и обугленной смолы. Такая масса легко впитывает в себя жидкость. Если приложить змеиный камень к ране, то он вместе с кровью вытянет и яд. Индусские священники веками хранили в тайне этот секрет. Да и теперь, как видишь, еще верят в волшебный камень.
— Однако, ребята, — прибавил Веселов, зевая, — пора последовать примеру этого умного животного. — Он указал на змею: она лежала сонная, переваривая проглоченного мышонка.
Все разошлись по палаткам.
Один только Клавдий Петрович не мог спать. Радость не давала ему закрыть глаза. С волнением Клавдий Петрович мечтал о Великом Городе.
Утром ждали Фына. Но ни утром, ни днем купец не пришел. Лишь к вечеру он прислал оборванного китайца, который передал от Фына тысячу тысяч извинений и весть о том, что Фын чувствует себя плохо после змеиного яда и не может сопровождать экспедицию. Взамен себя купец предлагал в проводники этого самого оборванного китайца. Звали посланного Чаон-Го. Он уверял, что не хуже своего хозяина знает местоположение Великого Города. Ему приходилось проезжать мимо этих развалин, когда караваны Фына везли контрабанду и не могли пользоваться обычной дорогой.