За давностью лет
Шрифт:
— «Дуэль.
Вчера в Гатчине между лейтенантом Жерар де Сукантон и князем ханом Нахичеванским, офицером лейбгвардии Кирасирского ее величества полка, состоялась дуэль на пистолетах. Дуэлянты стреляли на расстоянии 25 шагов. Ранен барон Жерар де Сукантон, пуля попала ему в правый бок и застряла в легком. Причина дуэли — ссора на романтической подкладке».
— Тоже мне — «романтическая подкладка»! — покачал головой Борис. — Просто с жиру бесились. Мужики с голоду пухнут, а эти идиотизмом занимаются.
— Князьям да графьям подражали политические
«Политическая дуэль.
Буржуазная пресса пережила неделю о Гучкове. Сколько разговоров велось по поводу его дуэли с Мясоедовым! До дуэли шло гадание: состоится дуэль или нет, кто секунданты, каковы условия, где место встречи, как чувствует себя А. И. Гучков; повел он бровью при входе в зал думского заседания или нет; зачем он поехал в Москву — прощаться с родными, составлять завещание или сказать последнее „прости" избирателям-октябристам?
После дуэли бульварные газеты аршинными буквами писали на страницах, отданных под А. И. Гучкова.
Дуэль состоялась... Полиция помешала первой встрече... Противники обменялись безрезультатными выстрелами. Дуэлянты разошлись врагами. Затем пошли: протоколы переговоров, протокол дуэли, описания очевидцев, сообщения секундантов, портреты участников, и среди них светила 3-й Государственной думы А. И. Гучков, П. И. Крупенский и А. И, Звягинцев.
Что за шум, что за событие необычайной важности? Решалась судьба России, спасалось большое общественное дело? Ничего подобного — спасалась надежно подмоченная репутация лидера октябристов накануне новых выборов в Государственную думу.
Гучков за пять лет не сделал ни одного серьезного шага в Государственной думе; он только управлял из-за дырявого занавеса худой игрой октябристских марионеток, но зато он часто вставал в позу, делал многозначительные жесты. Занимал место председателя Государственной думы и демонстративно отказывался от него, ездил на Дальний Восток, два раза дрался на дуэли.
Но к жестам и позам быстро привыкают, и они уже не производят надлежащего впечатления, так и с А. И. Гучковым: все привыкли к его „политическим" выходкам, как привыкают к недостаткам человека.
Увы, и новое выступление" Гучкова не будет иметь успеха: пошумели газеты, поболтали „в обществе", и „безрезультатный" выстрел не оставит никаких политических последствий: ни свои личные фонды, ни фонды октябристской партии Гучков этим не поднимет.
Демократия же с улыбкой смотрит на эту барскую забаву с автомобилями, пистолетами, барьером и секундантом».
— Как говорится — ни прибавить, ни убавить! — заметил Андрей. — А вот еще несколько заметок.
«Саратов. Газеты передают: один саратовский помещик, генерал, проживающий в Ницце, недавно умер. Одновременно умерла в Ницце богатая английская леди. Одному и тому же похоронному бюро было поручено отправить обоих покойников для погребения на их родину. По доставке гроба с останками английской леди в Лондон родственники покойной пожелали проститься с незабвенной тетушкой. Открыли гроб и ахнули: перед ними лежал почтенный генерал в мундире. Немедленно была послана телеграмма похоронному бюро в Ниццу. В ответ получили извинения и адрес родственников генерала в Саратове. Обратились по телеграфу с запросом. Последовал ответ: „Тетушку вашу сегодня похоронили со всеми воинскими почестями. Располагайте нашим генералом по вашему усмотрению"»
«Подлог аттестата. Симферополь. Бывший чиновник особых поручений при севастопольском градоначальнике Христенко обвинялся в составлении подложного аттестата об окончании шести классов гимназии. На суде Христенко сознался, что аттестат купил. Присяжные вынесли ему оправдательный приговор».
— Молодец Лариса, — одобрил Максим Иванович, — довольно неожиданный подбор, но интересный.
Вдруг раздался звонок.
Игорь улыбнулся во весь рот и сказал;
— По-моему, это прибыл д'Артаньян с алмазными подвесками королевы.
Дверь в кабинет распахнулась — на пороге стояла Лариса, протягивая им красненькую папочку.
— Разрешите доложить! Задание выполнено.
— Ур-ра! — закричали ребята. — Только с поезда?
— Нет, я приехала утром. Приняла ванну, решила немного отдохнуть и будто куда-то провалилась. Проснулась — батюшки мои — уже семь вечера! Я пулей сюда. Сейчас переведу дух и расскажу все по порядку.
Кружковцы внимательно выслушали ее рассказ о краеведе Ефимове, его симпатичной внучке, о помощи милиции и, наконец, о встрече с Ксенией Викторовной. Лариса зачитала все переписанные документы.
— Ну а что произошло с Новинской в Петербурге? — спросил Андрей. — И главное, какова судьба ее отца? Неужели не узнала?
— А вот и узнала! — победно сообщила Лариса. — На прощание Ксения Викторовна показала мне письмо Новинской, присланное уже из Петербурга, точнее, из Ленинграда в двадцать четвертом году:
«Дорогая моя и бесценная Ксюша!
Ты интересуешься подробностями моего замужества, изволь. Придется мне начать издалека. В Петербурге мне удалось поступить на Пречистенские курсы, было трудно, перебивалась уроками. Единственной радостью были письма отца и твои. Спустя год меня пригласили в департамент полиции, какой-то чин официально уведомил, что мой отец погиб от чахотки. Никаких подробностей мне не сообщили. С горя я не знала, куда деться. Но началась война, и я пошла работать в госпиталь. По-прежнему всей душой я сочувствовала революционерам, но кому откроешься? За мной и так постоянно ползло пятно дочки каторжанина.
После революции я ушла на фронт, теперь уже фельдшерицей, в красноармейскую часть. В 1919 году, когда гражданская была на исходе, я неожиданно встретила... Гриню. Это было в Крыму, на какой-то маленькой железнодорожной станции. Я выскочила из санитарного вагона, решила развесить выстиранное белье для просушки. Внезапно около меня оказался какой-то моряк и начал орать, что я нарушаю порядок на станции. Я смутилась, пыталась что-то сказать в свое оправдание, но матрос продолжал наступать. Его разглагольствования прервал чей-то голос. Я подняла глаза, ко мне шагнул рослый широкоплечий военный в кожанке.