За год до победы: Авантюрист из «Комсомолки»
Шрифт:
– Иди сюда! – позвал он дельфиненка.
Тот послушно подплыл.
– Алле-гоп! – Пургин сунул ему в остроносую пасть одну барабульку. Барабулька пропала. – Алле-гоп! – Вторая барабулька также мигом исчезла в пасти дельфиненка, словно ее и не было, это происходило молниеносно; дельфиненок срезал на лету и третью рыбешку, совершил короткий стремительный круг и снова встал в боевую стойку. – Алле-гоп! – азартно выкрикнул Пургин, подбросил очередную рыбку в воздух, та сверкнула малиново-темным боком, исчезла: дельфиненок взял ее, будто верный пес, с лета. – Алле-го-оп! – повторил азартный вскрик Пургин и неожиданно услышал ответное, такое же азартное:
– Алле-гоп!
– Рита!
– Решил взять дельфина на довольствие?
– Ага! Ал-ле-го-оп!
– Только не погубите дельфиненка. Плохо будет, если он разучится сам добывать себе корм. Вы уедете, а он останется.
– Все мы, товарищ Рита, в этом мире временные, постоянных нет – все уедем. Алле-гоп – выкрикнул Пургин и неожиданно подумал: а ведь Рита права! В природу нельзя залезать ни со злом, ни с добром – и то и другое одинаково вредно.
Пургин сам однажды писал о том, как погиб прирученный в одной воинской части медвежонок. Медвежонка научили быть добрым с людьми – и внутри у того прочно сформировалось понятие: все люди добрые, все одинаковые. А оказалось, не все, это медвежонок осознал лишь в минуту, когда навстречу ему из ружейного ствола харкнул огонь. Медвежонок мог убежать, но не убежал – он верил человеку, стрелявшему в него.
Доброе дело очень часто оборачивается печалью, острой сердечной тоской. Бог сотворил человека мстительным, не прощающим ни природе, ни зверям, ни другим людям совершенства – это во-первых, а во-вторых, близости: если один человек приближает к себе зверя, то другой обязательно убивает его. Даже если этот зверь работает артистом в цирке. Пургин потускнел и перестал кричать «Алле-гоп!».
– А ведь ты права, – сказал он Рите.
– Ты никогда не слышал историю про белого дельфина? – Рита села на камень, большой ковригой выступающий из песка, подбила под себя полу тельмановки.
– Нет, – Пургин, прекращая игру с дельфиненком, высыпал в воду всю рыбу, вышел на берег, но дельфиненку не понравилось, что человек перестал играть с ним, он схватил одну рыбешку, ловко швырнул ее в воздух, потом, встав на хвост, поймал и беззвучно, без единой выплеснутой капли, ушел в воду. Взбурлил ее винтом и снова поднялся на хвост.
– Танцор, – похвалил дельфиненка Пургин.
– Ты о чем думаешь? – спросила Рита.
– О Москве. Отдохнул всего ничего, а уже в Москву тянет, – пожаловался Пургин. – Это пройдет или нет?
– Вряд ли пройдет, – убежденно сказала Рита, – здесь, в Сочи, мы временные, постоянные там, дома. Вот и тянет из временного в постоянное – диалектика простая.
– Что ты хотела рассказать про белого дельфина? – Пургин пошевелил босыми пальцами, почувствовал себя стесненно перед Ритой: оказывается, разутый – все равно, что раздетый, одолевает тот же стыд. – Извини, – смущенно пробурчал он и, сев на камень, натянул на мокрые, в прилипшем песке ноги носки.
– Это было на юге, где-то в районе Африки, – сказала Рита, – ну, скажем, там, где находится мыс Горн. Из меня знаток истории не больше, чем из папы римского ворошиловский стрелок, но думаю, что мыс Горн – место такое же прохладное, как наша Балтика, дельфины там водятся в изобилии. Они ведь, дельфины, не любят ни теплую, ни холодную воду – любят воду умеренную.
– Наверное, это так – умеренную, – Пургин расслабленно кивнул, глядя, как дельфиненок рисует в воде круги – один круг побольше, другой круг поменьше. Рыбу он уже съел.
– Пароходы то место преодолевали с трудом – много камней, мелей, рифов… Что еще там есть в морском лексиконе? Узостей. Такое слово есть?
– Есть, наверное.
– Пароходы очень часто терпели крушения. Обойти мыс стороной было никак нельзя. Еще там, говорят, имелись подвижные коралловые рифы – они, как плавающие острова: сегодня риф в одном месте находится, завтра – в другом, послезавтра – в третьем и всякий раз капитан идет вслепую, не зная, врежется в риф или нет. И вот однажды перед одним пароходом появился дельфин странной белой окраски. Все дельфины как дельфины, темные, а этот – белый. Альбинос.
У Риты имелся дар рассказчицы – она любила и умела это делать – неторопливо, словно у нее было поручение неких высших сил, рассказывала вкусно, с деталями, в цвете, исправно ставя запятые и точки. На это тоже надо было иметь дар – далеко не все умеют расставлять в своей речи запятые и точки.
– Дельфин сделал перед пароходом игривый крюк – ну как наш дельфиненок, всегда бывает видно, что дельфин делает, в каком он настроении, – и вот по тому, как тот дельфин шел перед пароходом, как кружил, какие рисунки рисовал, было видно, что он приглашает пароход следовать за ним. Первым это понял капитан и поверил дельфину. Дельфин провел пароход между камнями и рифами просто шутя, без напряга…
– Дельфин-лоцман, – вставил Пургин.
– Скоро о дельфине узнали все капитаны, ему дали кличку Белый, подкармливали, задаривали.
– Кличка без выдумки.
– Дельфин стал проводить пароходы по морю у того мыса. Водил до тех пор, пока один пьяный английский капитан не выстрелил в него из винтовки. Дельфин был ранен и ушел, только красная вода осталась. Говорят, его не видели полтора года. За это время в рифах погибло несколько пароходов, Ллойдовская компания – есть такая международная компания капитанов, – осудила английского капитана, отняла у него права на вождение кораблей, – Рита стала рисовать на песке кружки, кораблики, цветочки, домики, у нее это получалось очень ловко. Пургин смотрел то на дельфиненка, то на Ритины рисунки, ему в этот день все нравилось – и дельфиненок, и море, и рисунки, и рассказ, и сама Рита, в нем словно бы что-то оттаяло, потеплело, изменилось – он стал другим, совсем не тем, кем был раньше, но каким конкретно стал, пока не мог понять, – а дельфина все не было и не было. Капитана еще раз наказали – навсегда лишили моря – он теперь не мог плавать даже матросом и отдали под суд. И вот однажды белый дельфин появился снова, как ни в чем не бывало закружил перед носом парохода, который собирался идти через рифы. Капитан объявил всем по радио: «Дельфин, белый дельфин!» Все начали поздравлять друг друга. А капитан вдруг засомневался – дельфин играет перед пароходом, выпрыгивает из воды, зовет следовать за ним, а вдруг он посадит его на камни? Ведь боль-то дельфин не забыл, и кровь свою не забыл. В общем, капитан стал на якорь – он находился в нерешительности. Запросил других капитанов – как быть? Идти за дельфином или нет? Как думаешь, что сказали капитану капитаны?
– «Решай сам!»
– Ответ на поверхности – этот капитан отвечает за свое судно, капитаны – за свои. Он думал-думал и в конце концов решился, пошел за дельфином. Тот, не помня зла и боли, провел его через рифы.
– Красивая история. Готовый сюжет. Можно написать повесть.
– Напиши!
– Может быть, может быть…
Пока они сидели на берегу, дельфин не уходил – все плавал, играл, потом, когда ему надоело дурачиться, подплыл поближе, выбрал поглубже место и встал на хвост, растопырил плавники, будто крылья.
Вечером Пургин надел гимнастерку с орденами, пришел на ужин. Девушки, сидевшие за его столом, онемели – так и просидели весь ужин, проглотив языки, у Риты, когда она увидела ордена Пургина, вид сделался испуганным, незнакомым, она, поняв, как выглядит, попробовала справиться с собою, но это ей не удалось, тогда Рита прикрыла округлый рот ладошкой и сделалась еще более жалкой.
Пургин сделал вид, что не замечает онемения своих соседок и Риты, – и вообще ничего не замечает, даже собственных орденов, молча поужинал, вышел, на улице, свернув на асфальтированный пятак, посреди которого была разбита клумба, подождал Риту.