Шрифт:
начало.
– Я больше в жизни своей, слышишь в жизни! Никогда не поеду в этом ужасном поезде, и не смотри на меня так! Сколько говорила тебе, что хочу на самолёте! А ты, как всегда, у нас нет денег, у нас нет денег. Ты мужчина или кто? Хоть раз в жизни поменяй что-нибудь!
–Конечно мужчина, – тяжело вздохнув ответил парень, затем набрал побольше воздуха в лёгкие, – но Наташ, на самолёте цены сама же знаешь какие, а у нас нет таких денег, мы просто не потянем, кое-как в плацкарт нашлись места, я тебя конечно понимаю любимая, но успокойся пожалуйста, тем более, нам все равно не удалось бы улететь.
Передо
– Ещё и плацкарт, еще и боковые места! Я что, нищенка ездить в плацкарте? Никак не унималась эта девчонка, от её возмущения лицо этой юной Джульетты на время приобрело багровый оттенок, она ещё, что-то говорила, точнее шипела, как змея на своего попутчика, я все это время старался не обращать внимания на них, достал с верхней полки матрас, развернул на койке, затем аккуратно раскрыл с одного края пакет с постельным бельем и начал заправлять себе спальное место. Подготовив его, я присел и стал ожидать, проводницу для повторной проверки документов, в своем купе я находился пока один, не считая боковых мест, на которые купила эта сладкая парочка. Вопрос оставался, сколько будет длиться мое везение, не люблю, когда в купе много народу, мне и этих попутчиков за 10 минутное знакомство хватило через край.
– Я ни хочу спать на вверху и у тебя внизу, ни хочу! Давай займём вон те нижние места, – девушка показала тоненьким указательным пальцем в мое купе.
– Наташ, ты с ума сошла!? Как мы их займём? Это не наши места, а вот там уже мужчина, её спутник кивнул незаметно головой в мою сторону.
– А ты доплати кому-нибудь; проводнице или с самим этим договорись, мне что, тебя учить? На это у тебя надеюсь мозгов и денег хватит!? Или как обычно? Терроризировала это миниатюрная, казалось миловидная, белокурая девушка, с белой мраморной кожей. Парень молчал. «Она вновь ткнула пальцем, но уже конкретно в меня», -спроси у него, не хочет ли он поменяться?
Мне было жалко его, но меняться я ни в коем случае не собирался и вообще не горел желанием, даже, если бы это была старушка, хотя, совесть меня прогрызла окончательно тогда насквозь, как и сама бабка, если бы я ей не стал уступать.
– Извините мужчина, вы не хотели бы поменяться с моей девушкой местами? Я вам доплачу? – Страдальчески выговорил молодой человек.
Я ничуть не удивился его просьбе, так как прекрасно слышал весь их диалог, но все же
– Что вы сказали?
– Вы не хотели бы поменяться с моей девушкой местами?
– Извините, но не могу, – я стал почему-то оправдываться, – болит спина и нога. Я конечно утрировал, но нога всё-таки ныла, а спина после поездов у меня всегда болит, так что это дело времени.
– А чего тогда ездишь, раз болеешь?!
Крикнула мне с верхней полки эта фарфоровая кукла с ненавистью, смотря, как на идиота, а потом отвернулась и снова стала пилить своего парня.
Я промолчал, иначе, как фарфоровой куклой с её внешностью и пустотой в душе не назовешь. Конфликтов по возможности нужно избегать, а с женщиной, даже, ещё с очень юной спорить бессмысленно, как не крути, ты будешь болваном.
Я стал спешно укладываться, дабы избежать очередной горячей волны со стороны девушки. В вагоне было не так много людей, может человек 15-20. На часах пробила полночь, пора бы машинисту, начинать движение, подумал я про себя, а сейчас ложусь. Полумрак накрыл своей завесой нас, наконец стало тихо, люди начали засыпать. В купе я находился, как и говорил пока один, не считая боковушек, с этими юными влюбленными… Документы проверены, оставалось выпить воды, надеть наушники и спать. Я проснулся от того, что наушники давили на левое ухо, боль была адская, сняв их, я почувствовал мгновенно облегчение, и стал тереть ухо, оооо эта приятная свобода, сам себе судья, палач. Самолично приговорил, а потом сковал бедное ухо наушником. В вагоне стоял полумрак, рассмотрев купе, я заметил, что на соседней нижней полке, спал новый пассажир, кто это был: мужчина или женщина, я определил по розовым кроссовкам мирно разбросанных на полу, рюкзаку со стразами лежавшем на столике и одной её ножке с носком изображённом на нем «человеком пауком» которая торчала из-под одеяла. На боковушке, внизу спала фарфоровая кукла, а вверху расположился её парень.
Вновь крепко уснув, я в друг резко проснулся от какой-то тревоги на душе, оглянувшись по сторонам, ничего необычного не заметил, пассажиров не добавилось, поезд ехал спокойно, в окне в утопающих фонарях станций виднелся туман, все нормально, но не приятный мороз, от которого я внезапно проснулся насторожил меня, он никак не хотел покинуть мое тело и мысли.
Сколько же я проспал? Я потянулся за часами, которые лежали на полке, взглянул на них, стрелки указывали 2:22. Спать-спать и ещё раз спать, я положил часы под подушку, накрылся одеялом и стал ждать, когда успокоюсь и засну. Сон никак не приходил, я слышал стук колёс, как кто-то из пассажиров храпит, и стрелки часов, отбивающих секунду за секундой под подушкой, я стал считать: " раз, два, три, четыре, пять, шесть…"
часы.
У семейства Хейнленс была особая традиция, передавать карманные часы из поколения в поколение. Уже 4 века часы переходят к старшему ребенку в семье, неважно будь это девушка или мужчина.
Эти часы не просто часы, а награду получил первый потомок Реймонд Хейнленс, за проявленный героизм во время Англо-французской войны 1627-1629 годах, от самого короля Карла первого.
Они были поистине великолепны, оправа и механизм выполнен из чистого золота, с ударопрочным стеклом, циферблат вырезан из слоновой кости, внутри крышки была гравировка " за преданность и героизм," держались они на золотой цепочке, заплетённой тройным Шопардом.
Эта драгоценность, находится в руках Дженни последнего потомка рода Хейнленс.
Из всех родных у нее осталась только умирающая мать.
На смертном одре, лёжа в больнице под капельницами и трубками на кровати, она и завещала Дженни эти часы, но взяла перед этим обещания с неё.
– Дженнифер, милая моя, обещай мне, что не при каких обстоятельствах, ты не откроешь коробку с этими часами, – мать что есть из последних сил сжала руку дочери, показав тем самым насколько это важно, кашлянула и продолжила – и тем более не продашь их, как бы тяжело не было, это единственная память о нас и наших предках.