За гранью грехов
Шрифт:
Пролог
Эрида
– На меня смотри, идиотка! Опять в облаках летаешь. Я тебя быстренько с небес сброшу, кукла. Так быстро, что не соберешь потом, – каждое слово, брошенное из его уст заменяет беспощадный удар хлыста.
Древняя мудрость гласит: мы сами выбираем свою судьбу.
Не уверена, что осознанно выбрала ту реальность, где я являюсь женой ублюдка, для которого нет ничего важнее власти и денег. На торте из его грязных миллиардов, я – спелая вишня, обещающая Роберту Кингу раскрыться калейдоскопом вкусов на его похотливом языке.
И когда мой
И в этот момент я даю себе клятву. Вы свидетели. Однажды я стану причиной, по которой Роберт Кинг задохнется.
Но начну с того, что я не выбирала путь жертвы абьюзера.
Роберт создал его для меня три года назад, когда я была совсем ребенком. Разве в пятнадцать лет мы способны принимать взвешенные решения? Это время ошибок, юношеского максимализма и безоглядного следования зову сердца.
Преисполненная мечтами и надеждами о карьере модели, я пересекла границу Гонконга с крошечным чемоданом. Взяла только самое необходимое: портфолио, пару купальников, простую одежду для предстоящих кастингов. Впереди была полная неизвестность: я впервые оказалась в другой стране. Несколько лет назад, вся Азия охотилась на юных девушек с европейскими чертами лица, и к чему лишняя скромность – кукольным и коммерческим типом внешности. Я попала в первую волну нескольких десятков девчонок, которым были предложены выгодные модельные контракты с полной оплатой проживания в Гонконге. Уже спустя один месяц пребывания в Китае, я заработала столько денег, сколько моя мама получает в Варшаве за целый год, и явно продала душу дьяволу, получив взамен огромное желание покорить мир и большой подиум, заработать гору денег и больше никогда не возвращаться в свою крохотную деревушку.
Я думала, что вернусь из Китая в Польшу восходящей звездой, но даже не предполагала, что мое восхождение на модельный олимп будет настолько разрушительным.
Прошло всего четыре года. Мне уже не пятнадцать.
Кажется, за это время я накопила в себе несколько разных жизней, запертых в теле юной девятнадцатилетней девушки.
– Когда ты уже повзрослеешь, Эрида?
Черт, только не показывай ему свою слабость.
Зажмурившись и стиснув челюсти, я группируюсь всем телом, ощущая, как мощные мужские ладони накрывают мои плечи и до ломоты в костях сводят лопатки. Роберт заставляет меня прогнуться в пояснице. Я чувствую, как его соколиный взор буравит шрамы и красные полосы, высеченные им же на моих позвонках. Их не скрывает платье с открытой спиной, которое он специально попросил надеть меня на важное светское мероприятие.
Роберт хотел, чтобы его недалекие друзья видели, как он обращается со мной. Что я – его вещь, красивая и юная игрушка, кайфующая от жестоких игр. Его личная самка, которую он метит каждую ночь, доминируя в постели с той же силой, с какой он делает это в конкурентных спаррингах, с врагами, партнерами и прочей элитной «гнилью» этого мира.
До конца не уверена, что сама не получаю кайф от наших игр. Ведь когда-то я согласилась на все это. Он не тащил меня под венец силой, и это несмотря на то, что на момент свадьбы мне едва исполнилось восемнадцать, а ему – сорок семь.
Его пальцы, словно когти звероподобного чудовища, жадно скользят по спине, и наконец, с треском
Желудок скручивает в тугой узел. В груди становится так тесно, кислород едва поступает в голову, отчего вся комната начинает иллюзорно кружиться перед замутнённым взором.
– Недалекая сука, Ри, вот ты кто. Сколько раз я тебе говорил: лучше молчи при моих друзьях. Деревенщина. И где я тебя откопал только?! Я даже не помню название этой дыры, откуда ты родом, – каждое слово мужа преисполнено ядом. – Ты опозорила меня перед деловыми партнерами и коллегами. Выставила на посмешище. И кого, напомнить? Меня, Роберта Кинга! Я чертов король этого города, – бьет кулаком себя в грудь, стиснув зубы. – Здесь каждый дюйм принадлежит мне, – рычащим рокотом раздувает трагедию из моего невинно брошенного в деловой беседе замечания, Роберт. – Уверен, ты сделала это специально, грязная куколка. Твоя аппетитная задница буквально умоляет о том, чтобы ее хорошенько отшлепали, – вздрагиваю, ощущая, как его крупные пальцы ласкают ямочки над поясницей.
Медленно. Одержимо. Почти ласково. В любой момент, он может впечатать свою ладонь в мои бедра с такой силой, что я потом неделю сидеть не смогу. Больной извращенец. На всю голову двинутый.
– Встань нормально, – рявкает Роберт, как только я перестаю выгибаться достаточно призывно и вызывающе. Запястья грубо вжимает в стену, разворачивая все мое тело в форме гибкого «крана». – Вот так. Красивая и грязная, моя куколка.
«Кто эта идеальная куколка, Стефф? Познакомишь нас?» – это были те самые слова, с которых все началось, когда мне было пятнадцать. С тех пор, я то «идиотка», то «грязная сука», то «кукла».
– Ты ошибаешься. Я не хотела ничего подобного, – пытаюсь оправдаться, в ответ получая смачный такой шлепок по ягодице, от звука которого у меня в ушах звенит.
Боли я уже почти не чувствую.
Рано или поздно, к ней привыкаешь.
Жар концентрируется в месте удара, по венам разливается приятное и знакомое тепло. Как бы там ни было, игры с Робертом рождают во мне огромный спектр эмоций. От эйфории и наслаждения до отвращения, неприязни, ощущения полной ничтожности.
Я знаю, что это несвойственно здоровой психике, но муж вряд ли проспонсирует мне сеансы психолога.
– Ты поддержала этого ублюдка, МакКейна в споре. Встряла в диалог. Твое дело – молчать, как рыба и не вмешиваться в мои разговоры. С тем же успехом ты могла бы заявить, что у меня маленький член при всем высшем свете Нью-Йорка, – вновь пыхтит Роберт, припоминая мне причину нашего конфликта. Предлогом для очередной порции шлепков и агрессии стал тот факт, что я всего-навсего выразила надежду на то, что одна из дочерних компаний Дугласа МакКейна еще выплывет из затяжного кризиса. В то время как Роберт настаивал на том, что другу стоит продать бизнес, который приносит куда больше проблем и головной боли, чем денег.
Я не умею вести эти чертовы светские разговоры и не собираюсь учиться столь глупому искусству. Не пристало «деревенщине» знать правила этикета. Вертела я их на одном месте – да, именно на члене Роберта.
– Я ничего такого не говорила! Очнись, Роб. О твоем достоинстве речи не было, но ты и рад найти причину, чтобы снова унизить меня, – резко поворачиваюсь лицом к Роберту, вжимаясь лопатками в стену. Стоя перед ним в одном лишь телесном белье, я не чувствую себя уязвимой или раненой. Несмотря на то, что этот несгибаемый банкир, способный подмять под себя половину Нью-Йорка, смотрит на меня с особой агрессией, граничащей с похотью и желанием, я прекрасно осознаю свою власть над этим мужчиной.