За гранью игры
Шрифт:
Я вздрогнул. Шуточки кончились. Какого им хрена вообще нужно?
Один из синих подошел к журналистке. Взгляд Алланы стал осмысленным:
– Вы не посмеете. Я под личной охраной императора!
– Да положил я на твоего императора, – хрипло рассмеялся фашист. – Начинайте.
– Нет!!! – закричал я. – Я скажу. Не трогайте ее!
Мой палач удовлетворенно хмыкнул и отвалился в кресле:
– Погоди, – это главарь сказал солдату, но головой кивнул мне. – А ты не вздумай врать.
Эх, еще бы понять, какая им польза от моих показаний. А то бы подтасовал
– Так как ты оказался на Веррев?
– Я играл в игру. Тихо-мирно. Никого не трогал. Мочил только юнитов позорных. И вдруг оба-на – провалился черт знает куда.
– Это уже интересно. – Главарь вдруг подался вперед. – Как игра называлась?
– Не помню. – Я решил немного поюлить.
– «Summer House». – Фашист не спрашивал, он просто констатировал факт.
Вот гаденыш! Интересно, что еще ему известно? Может быть, весь этот допрос – лишь фарс?
– Как звали женщину, которая к вам приходила до перемещения и подсунула игру?
Это он застал меня врасплох. Ну, я не то чтобы святой, ко мне разные женщины ходят, не только одна Наташка. Ну, там, чаю попить, холодильник переставить. Чего он привязался? Диск мне Славка дал, шеф мой. Но Позднева я им, уркам, не сдам. Не на такого напали!
– Я жду. – Главарь нахмурил брови.
Так: нужно сконцентрироваться. Фашисты – они все немцы. Еще итальянцы были. Значит, от меня ждут, что я им сейчас связную выдам. Что ж, флаг вам в руки. Поиграем в кошки-мышки. Женское немецкое имя, но не Кэт. Еще количество бы букв подсказали. Прямо «Поле Чудес» какое-то в Стране Дураков!
– Гертруда, – брякнул я наугад.
Фашист так облегченно вздохнул, что я невольно подумал: нет, не угадал! Видимо, этот козел свою секретаршу подозревал в измене. Эх, жаль, не дали мне три попытки.
– Допустим. – Бандит щелкнул пальцами и солдат, все еще возвышавшийся над Алланой отошел к дверям.
Ура, один – ноль!
Фашист задумался. Какую он там пакость измышляет?
– Мой властелин. – Из дверей вышел нормальный белый человек без видимых отклонений и аномалий. – Отвлекитесь от допроса. Вам стоит подняться наверх. Вас уже ждут.
– Что?!! – рявкнул главарь, сверкнувший белками глаз, точно бык, увидевший красную тряпку. – Ты смеешь мне указывать?
Ага, а этот фюрер здесь на вторых ролях. Значит, не убьет. Пугать будет.
– Это просьба барона. – Посыльный был невозмутим, точно лондонский денди.
Фашист порывисто встал, подошел ко мне и процедил сквозь зубы:
– Мы еще не закончили.
И я снова получил полновесный удар в пах. Вот сволочь! Как будто знает, что не успел я посадить дерево, купить новую квартиру, оставить после себя сына. Дотянуться бы – голыми руками задушил бы!
И местный фюрер удалился. Следом за своим главарем вышли и все синие.
Двери бесшумно закрылись.
Я остался корчиться на полу.
– Ты живой? – это спросила Аллана.
– Мы фашистов били, бьем и бить будем, – сказал я, выплевывая изо рта сгусток спекшейся
Получилось эффектно, как в фильмах. Жаль, что у инопланетян нет ножиков. А то сейчас перерезали бы веревки. Или это не веревки, а опять какая-нибудь хитрая электроника? Не важно... И побежали бы мы с Алланой... Стоп! Никаких побегов. Я же в Империи – и дороги на Землю мне нет. Как это все осточертело! Очень похоже на то, что попал я сюда, в это межзвездное королевство, чтобы выгоднее продать свою честь, шпагу. Ага, Д’Артаньян хренов. Шеллеш – собака, видимо, на роль кардинала Ришелье подвизался. А Аллана... Лишь бы она Констанцией оказалась, а не Миледи позорной!..
– Иван.
– Ну? – Я попытался сесть. – Чего?
– Кто такие фашисты?
Оба-на, это что же творится? В Империи впервые слышат о коричневой чуме? Блин, такая хорошая легенда об освобождении вселенной от коричневого ига Иваном Соколовым летела ко всем чертям! «Сволочи они», – хотел было сказать я, но вдруг понял, что придется объяснять еще, и кто такие сволочи. А об этом я имел весьма смутное представление. Пришлось выкручиваться:
– Э-э-э. Нацисты они живодеры. Людей сжигали, книги. Города взрывали.
– Зачем?
Во спросила! Хрен бы их знал, наверное, так им представлялось мировое господство.
– Удовольствие они от этого получали, – сказал я и мстительно добавил: – Сексуальное. У Гитлера с интимом плохо было, сифилисом бедняжка переболел.
Хотел было добавить, что Адольфу даже операцию делали, половину мужской силы отняли, да не стал смущать девушку. Зачем ей лишнее знать?
Аллана несколько мгновений о чем-то сосредоточенно размышляла:
– То есть фашисты размножаются почкованием в тот момент, когда они кому-то причиняют боль, убивают и разрушают?
Я поперхнулся от этой чудовищной логики:
– Хм. Не совсем. Размножаются они нормально, от женщин.
– Тогда я совсем ничего не понимаю, – вздохнула Аллана.
– Чего тут не ясно-то? – Я наконец-то смог сесть. – Удовольствие и дети – вещи разные, можно сказать, диаметрально противоположные.
Тут я вдруг спохватился, что Аллана может решить: удовольствие – это когда детей убивают, и тут же поправился:
– Я не это хотел сказать... В общем, любовь она важна ради любви в первую очередь, а дети – это лишь проявление этой самой любви.
Вот это загнул. Как доцент. Жаль, что наши ребята не слышали. А то мне памятник на родине полагается за укрепление русско-инопланетных отношений.
– Чувство ради чувства, – догадалась Аллана и просияла, точно девочка, получившая конфетку. – Я поняла, вы живете чувствами именно ради этих самых чувств, а интеллект вам помогает в этом.
– Ну да.
Аллана откинула голову назад и захохотала.
Оказывается, инопланетяне умеют смеяться. Да еще так красиво. Я удивился. Нет, я просто не ожидал, что смех может быть таким мелодичным, звонким, точно это ветер шевельнул серебряные колокольчики. Ну, или эту китайскую штуковину, что у Славки дома висит «Музыку ветра». Красиво, слов нет!