За гранью
Шрифт:
И они пошли. Договорившись встретиться вечером.
Валдис Ирмантасович, осмотрев «рубашку», долго расспрашивал Балиса обо всех деталях. Балис все же умудрился соврать о том, что они ничего не трогали до прибытия военных.
Наконец, отец откинулся на спинку кресла и облегченно вздохнул.
— Фух! Балис, теперь я спокоен — по этому городу ты можешь гулять, как по нашему двору. А железка… Что же, отвезем домой на память. Хотя я бы предпочел бы несколько камешков.
— Может, не будем везти ее домой? Мама же испугается.
— Обязательно отвезем, Балис. Такую память тоже нельзя оставлять.
— Па, а можно я погуляю еще? У меня тут друг появился!
— Друг — это серьезно… Так, завтра утром мы пойдем осматривать город, так что давай, гуляй, но не допоздна. Телефон в номере знаешь? Мелочь на автомат есть? Давай, но купаться пока только со мной. Так… А ну, стой!
И
— Все равно облезет, но так хоть по науке. Перед закатом сними рубашку минут на двадцать, так лучше загорать. Давай, сынок… Познакомишь завтра с другом, хорошо?
— Хорошо!
Закат Мирон и Балис встретили на решетчатом пирсе, выдававшемся далеко в море. Солнечная дорожка уходила куда-то вдаль, и ребята присмирели. Обменялись камешками — Мирон отдал сердолик, Балис — прихваченный на всякий случай из Литвы кусочек янтаря. С муравьем.
Они проводили вместе почти целые дни, Валдис Ирмантасович как-то сразу сдружился с Павлином Петровичем — отцом Мирона. Как оказалось, в роду у Нижниченко был дед-лирник, а музыковеда Валдиса безумно интересовало все, связанное со старой музыкой. Он рассказывал, как искал последних гудочников — и почти нашел, опоздав на месяц — старик, игравший на уникальном инструменте, умер, не оставив ученика — а вот его знакомому «ловцу» лирников повезло куда больше. В общем, родителям было о чем говорить, пока младшее поколение обшаривало город и море.
Потом пришло время уезжать. Кончался отпуск, и ребята уже очень хорошо чувствовали, что встретятся нескоро. В тринадцать лет и год — это почти вечность. Договорились переписываться, но не получилось. Письма возвращались с пометкой "Такого адреса нет". Валдис Ирмантасович, посмотрев на конверт, однажды вечером задержался, никого не предупредив дома. Вернулся, чуть благоухая коньяком.
— Такие вот дела, Балис. Нет такого дома в Севастополе, и улицы — тоже.
— Как нет? Ты же сам был там!
— Был. И фотография есть. А улицы — нет.
— А разве так бывает? — Прозвучало глупо, будто Балис совсем маленький. Но отец этого будто и не заметил. Он вздохнул и серьёзно сказал.
— Не знаю я, сынок. Получается, что бывает…
— Что теперь делать?
— Тоже не знаю. Значит — ждать.
Ждать пришлось долго.
ГЛАВА 1. КАЖДЫЙ ПОЛУЧИТ СВОЁ.
Дьявол слегка улыбнулся И сгреб угли на новый фасон
"Служба безопасности Юго-Западной Федерации.
Приморский регион.
Руководителю СБ ЮЗФ
Тема: Желтый дракон-00-1
5.09.1999 ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
Наша служба неоднократно ставила вопрос о централизации работ с секретными документами и секретными объектами, как минимум в плане учета таковых. Однако излишне ведомственный подход к этому вопросу, ранее приводивший лишь к мелким и досадным инцидентам, после последних событий в СЕВАСТОПОЛЕ наглядно продемонстрировал, что далее мириться с существующими методиками невозможно. Напомню суть проблемы. В течение нескольких лет в городе открыто функционировал секретный объект, принадлежность которого до сих пор не установлена. Замечу, что ни у кого не вызвало даже элементарного беспокойства наличие напичканного неизвестным оборудованием и оснащенного большим количеством антенн здания в районе, насыщенном военными и военно-морскими базами. Лишь события последних суток (взрыв на крыше здания и исчезновение после этого персонала и охраны) вызвали интерес как нашей службы, так и армейской и военно-морской контрразведок к этому комплексу. На сегодняшнем совещании установлено, что:
— Сотрудники моего ведомства, выясняя после начала функционирования объекта его принадлежность, получили надлежаще оформленные документы о принадлежности объекта разведке ВМФ.
— Разведка и контрразведка ВМФ также удовлетворилась документальной информацией о принадлежности учреждения Генштабу.
— Армейская контрразведка получила документы, свидетельствующие о принадлежности объекта Службе Безопасности.
Сверка фактов, изложенных в этих документах, показала, что они фальсифицированы, однако, с крайне высокой достоверностью. Лишь обычные напряженные отношения между соответствующими ведомствами обеспечили возможность длительного функционирования неизвестно чьего объекта с не установленными до сих пор функциями. Нами установлен ряд местных жителей, работавших на наружной
Любопытно, что за несколько часов до аварии на объекте началось активное распространение слухов об инопланетном происхождении объекта. Первоисточник слухов устанавливается. Что же касается анекдотичной истории о "желтом драконе", оказавшемся на проверку стаей бабочек, то это свидетельствует лишь о крайнем напряжении нервов у ряда сотрудников Генмора. Получив крайне сомнительную информацию о неизвестном живом существе, или техногенном объекте, вместо докладов по начальству и серьезного сбора информации, служба охраны попыталась провести в черте города операцию силами роты ПДС и комендантской роты по уничтожению объекта. В результате несколько граждан получили психологический шок вследствие наблюдения за стрельбой по бабочкам из табельного оружия. Лишь по счастливой случайности обошлось без убитых и раненых.
Таким образом, назрела необходимость в принятии ряда мер, список которых прилагается".
Мрачно посмотрев на отпечатанный листок, шеф службы безопасности региона поставил свою подпись, аккуратно уложил его и еще несколько хрустких бумаг в конверт, опечатал его в соответствии с инструкцией и задумчиво подошел к тёмному окну. Внизу по Екатерининской проезжали редкие автомобили. С противоположной стороны улицы лукаво щурился барельеф Ленина — наследие недавних советских времён. Казалось, Ильич наслаждается сложной ситуацией, в которую вляпался начальник СБ.
Хозяин кабинета вернулся к столу. "Сложной ситуацией?" Хорошо, если так, а не ещё хуже. И это не паника, а трезвый анализ. Трагизм ситуации упирался в то, что новое направление, откуда могла прийти беда, его ведомство благополучно проморгало. Непонятные слухи, которым он не придавал особого значения, материализовались сперва во взрыв на главной военно-морской базе, а затем и в подарок в виде непонятно чьего объекта неизвестного назначения. В лейтенантскую юность он рыл бы землю ради такой находки. А каково генералу, чьи подчиненные прощелкали это безобразие? Впору рыть землю, чтобы закопать находку поглубже. Только поздно. Самый сложный вопрос решался именно сейчас. Кому адресовать материал? Прямому начальнику в столицу — или выше? Его босс тоже будет думать, сидя вечером в кабинете, где запах табака давно смешался с запахами парфюма от его предшественницы и неистребимого аромата старого архива — что делать с докладом? Доложить Президенту? Или нет?
Недавно региональный шеф сделал открытие, которое ему совсем не понравилось. Один из отделов контрразведки ВМФ не просто дублировал деятельность его ведомства. Он отправлял свои наработки Президенту. Экий все же деятель сидит в Замке — совсем правильно работает, хотя в должности — два месяца. При его предшественнике такого безобразия не было! А его начальник из столицы вполне может этого не знать… И припрятать материал. В общем, ясно, кто тогда окажется крайним. И ясно, что нужно делать.
Из папки «Архив» несколько листов выпали как будто сами — и через пару минут на столе лежали копии. Теперь оставалось самое главное.
Напевая старый и полузабытый мотив насчет того, что четырех копий достаточно, Мирон Павлинович Нижниченко извлек пишущую машинку со "старым, имперским" шрифтом, лист бумаги, и довольно быстро напечатал короткое письмо.
"Господин Президент!
Не будучи уверен, что этот материал попадет к Вам вовремя и в полном объеме по обычным каналам, я убежден в его огромной важности. Считаю необходимым просить у Вас личного доклада.
Руководитель Приморского Регионального Управления СБ ЮЗФ,
Генерал-майор Нижниченко М.П."
Печально осмотревшись, он извлек кассету с лентой из машинки, сложил «левые» копии документа в обычного вида конверт, какие десятками тысяч разносит почта, вызвал секретаря, отдал ему опечатанный пакет, пробурчал что-то насчет срочности и прошел в комнату отдыха.
Компьютеру он не верил уже лет десять. Пока эта техника была доступной только проверенным-перепроверенным, щупаным-перещупанным спецам, которые жили в специальном поселке, отдыхали в специальных местах и были изучены вдоль и поперек — верить было можно. А сейчас? Кто еще может ознакомиться с информацией — кроме тех, кому положено? А те, кому положено — они как отреагируют?