За краем Галактики
Шрифт:
Я поднял этот вопрос немного позже, когда мы втроем сидели в маленьком, прекрасно обставленном салоне и пили чудесный кофе, приготовленный Леоной.
— Я — старый человек, капитан Меррил, — сказал Халворсен, — и становлюсь нетерпеливым. Я столько еще хочу узнать перед тем, как уйду…
— Вы ищете тот ключ? — спросил я.
— Да, я ищу ключ. Хочу найти, если смогу, есть ли какой-то смысл во Вселенной, какой-то смысл жизни. Я уже извел кучу денег, нанимая мозги других людей; они представили мне кучу вариаций теории единого поля, но ни в одной из них нет реального смысла…
— Общество Халворсена… — сказал я. — Я должен был припомнить.
— Да. Общество Халворсена, созданное для
— Но что же вы хотите найти? — спросил я.
Он поколебался перед тем, как ответить. Он спросил:
— Вы религиозный человек?
— Нет, — честно признался я.
— Тогда вы, предположительно, обладаете открытым мышлением. Надеюсь, что так — хотя я встречал атеистов, которые так же дико нетерпимы, как и теисты. Но если вы агностик…
— Да, — перебил я.
— Отлично. Я уже начал сомневаться, стоит ли упоминать посторонним о моей текущей линии исследования. Теисты обвиняют меня в святотатстве, в том, что я кощунственно лезу в тайны, которые никогда не должны быть раскрыты: атеисты обвиняют меня в том, что я пробуждаю архаические суеверия. Как бы то ни было, я исследую постоянное творение материи. Первым наткнулся на это Хойл, астроном двадцатого века, который выдвинул теорию о том, что во Вселенную постоянно входит поток новых атомов водорода… откуда-то. Атомы водорода — строительные кирпичи всей материи. Эта теория никогда не опровергалась и была широко распространена во времена Хойла, когда средний ученый считался чуть ли не мистиком. Но сейчас мистика не в почете, и теория постоянного творения Хойла объяснена. Галактика расширяется, говорят нам, и весь Космос заполнен атомами водорода, и это только естественно, что должен происходить постоянный приток.
— Такое объяснение никогда меня не удовлетворяло. Я построил «Звездную Девушку» согласно собственным спецификациям, нанял команду. Я привел корабль в Приграничье. Я пролетел мимо, дальше за Приграничье, — пятьдесят световых лет, сто, двести, тысяча…
— Это и казалось тысячей лет, — заметила девушка. — Обычных, а не световых… Обычно жалуются на холод и тьму миров Приграничья, но не представляют, что означают эти слова.
— Там была пустота, — сказал Халворсен, — пустота гораздо глубже, чем можно обнаружить в межзвездном пространстве. Сомневаюсь, что там найдется один атом на миллион кубических миль, а мой индикатор близости масс фантастически чувствителен. Было очевидно, что атомы водорода не привносятся извне, и так же ясно, что этот феномен постоянного творения ограничен пределами Галактики — и, может быть, других галактик…
— Что вы надеетесь найти? — спросил я. — И где вы надеетесь это найти?
— Есть ответ на оба вопроса, — сказал он. — Я не знаю. Но я слышал о философических ящерицах Стрее, и, может быть, они дадут мне какой-то ключ. Я собираюсь вылететь на Стрее завтра.
— Завтра?
— Корабль полностью загружен и заправлен, капитан Меррил, — сказала девица. — Осталось только ввести ваше имя в Регистр. Если вы забыли все, что когда-то знали о пилотаже и навигации, это неважно; как я и говорила, корабль может управляться сам, если необходимо.
— Не забыл, — резко ответил я и повернулся к Халворсену. — Есть еще кое-что, сэр. Мне нужно утрясти личные дела…
— Вы можете ими заняться до завтрашнего вечера, — сказал он.
— Сегодняшнего вечера, — поправила Леона, глядя на часы.
— Сегодняшнего вечера, — подтвердил Халворсен.
К вечеру я был готов.
Я был готов, «Звездная Девушка» была готова, и мы взлетели из порта Форлон точно в 19:00 по местному времени. Приходилось все спешно готовить к полету. Были и юридические формальности — а кому неизвестно, как медленно течет вода по официальным каналам? Мне надо было утрясти и личные дела, и, перед тем как принять корабль, я настоял на тщательной проверке корабля и всех его систем.
Самым важным событием дня, полагаю, был визит к капитану Левину в больницу порта Форлон. Он оказался не таким, как я ожидал; я представлял его гораздо старше, с замашками старшего офицера из «Трансгалактических клиперов» или межзвездной транспортной Комиссии. Он оказался молодым человеком, едва ли старше меня. Он откровенно мне завидовал и был рад поговорить.
— Они хорошие люди, — сказал он мне. — Единственный недостаток Леоны — это ее чертово нежелание прощать человеческие слабости. Но она отличный повар и отличный казначей и может вести корабль так же хорошо, как вы или я. Старик достаточно безобиден — и я всегда принял бы его биохимиком, если бы он потерял свои деньги и ему пришлось снова зарабатывать на жизнь. Доктор Рейнер тоже вполне безобиден — единственная проблема с ним состоит в том, что он слишком занят поддержанием жизни Халворсена и не очень-то заботится о нас, менее значительных смертных. Он, конечно, гериатр, так что любой, кому меньше семидесяти, его не очень интересует. Затем еще есть Кресси. Если он не думает об электронике, то думает о псионике, а если не думает ни о том, ни о другом, значит, думает об обоих вместе. Оставьте его печатным схемам и собачьим мозгам, и он будет вполне счастлив. С Макилрайтом сойтись не так просто. Он один из тех инженеров со странными идеями о том, что корабль существует только для того, чтобы содержать их драгоценные машины. Однако он всегда сделает то, что вы хотите, даже если и побежит потом с жалобами к Халворсену…
В течение дня я встретился с ними всеми. Райнер выглядел так, будто бы сам отчаянно нуждался в услугах гериатра. Он выглядел старше своего пациента и представлял собой просто собрание хрупких костей, удерживаемых вместе высохшей кожей и сухожилиями. Кресси был просто подростком — из тех, что носят толстенные очки и становятся чемпионами по шахматам задолго до наступления половой зрелости. Макилрайт оказался здоровым зверем с головой в виде морковки, у которого, должно быть, среди предков имелись неандертальцы. Он сразу дал мне понять, что я являюсь только украшением комнаты управления и не имею отношения к настоящему функционированию корабля. Впрочем, он выполнял приказы, хотя и с недовольством. Ему было бы гораздо приятнее, если бы эти приказы исходили непосредственно от владельца, а не просто капитана типа меня.
Такова, стало быть, была моя команда. Это была команда прекрасной, блистающей «Звездной Девушки». Это была небольшая команда, которая посвятила себя поиску… чего-то в реалиях извечного ничто. Я посвятил себя тому же, хотя и знал, что это сумасшествие. За деньги человек может сделать многое. Человек может сделать многое — давайте это признаем — за возможность снова вернуться в Космос.
В 19:00 мы взлетели. В 18:45 я сидел в своем противоперегрузочном кресле в рубке управления и смотрел в широкие иллюминаторы. Смотреть было почти не на что. Холодная морось, пришедшая с холмов, охватила весь порт Форлон. Я слабо различал рабочие огни вокруг «Птицы Приграничья» и «Приграничного» и еще более слабый свет города чуть дальше за ними. Небо вверху было затянуто облаками.
Халворсен сидел в особом кресле, которое он установил в рубке управления «Звездной Девушки» — оно располагалось в стороне, чтобы не загораживать проход. Леона Уэйн сидела в кресле навигатора. Первый раз я служил на корабле, на котором казначей интересовался навигацией, но, как сказал я себе, для всего бывает первый раз.
Она вполне компетентно провела предвзлетный обмен репликами с диспетчерским пунктом, без колебаний провела регламентные проверки. В ее отсчете я не нашел никаких огрехов.