За пеленой надежды
Шрифт:
По светлой траве шла маленькая группа оживленных людей, ведомая старым вождем масаев, который держал в руках rukuma, небольшую черную дубинку, символ своей власти. За ними шагали семь высоких и красивых девушек, перекинув через плечи коричневые кожаные накидки, которые не прикрывали полные соблазнительные груди. Проходя через толпу, они смеялись, целовались, подпрыгивали, пели и восторженно общались со всеми. Дерри объяснил, что это olomal, незамужние девушки, пребывающие в состоянии физического
Когда вождь что-то сказал Дерри и тот рассмеялся, Сондра спросила Каманте, о чем идет речь.
— Вождь говорит, что она положила глаз на Дерри. Он ей нравится. Желает ли он ее?
Сондра видела, что Дерри улыбнулся и покачал головой, после чего группа масаев двинулась дальше по высокой траве, из которой они появились. Ветер уносил их первобытную песню.
На ужин ели консервированную говядину и сухое печенье. Затем наступил период отдыха, после которого все пораньше отправятся на боковую. Пять членов экспедиции устроились под главной палаткой, охранявшей их от насекомых, водители играли в карты, преподобный Торн завел с Дерри беседу об африканской политике. Сондра сидела в стороне, пила кофе и смотрела на небо сквозь сетку.
Ее существо наполнило странное ощущение, будто она подошла к концу длинного пути.
Наконец она пожелала всем спокойной ночи и пошла к своей палатке. Сидя среди коробок с лекарствами и перевязочным материалом, она при свете лампы расчесала волосы. Услышав приближающиеся шаги, Сондра подумала, что это преподобный Торн направляется к своей койке под деревом. Но раздался голос Дерри:
— Сондра, вы не спите?
Он уселся на один из ящиков и скрестил руки на груди.
— Я еще должным образом не поблагодарил вас за то, что вы сделали для Оуко.
— Не я, а все.
— Да, но вы подсказали, как спасти его жизнь. И другие жизни. Недоедание — самая большая проблема, с которой сталкивается миссия. Внутривенное питание дает нам больше возможностей спасти жизни пациентов. — Он глядел на нее некоторое время, затем тихо сказал: — Я недооценил вас, Сондра. Прошу прощения. Я не проявил особой доброты к вам, когда вы приехали.
Сондра уставилась на него, не в силах оторваться от завораживающих синих глаз, казавшихся темнее при свете лампы.
— Что вы собираетесь делать, когда отработаете здесь положенный год?
— Не знаю. Честно говоря, я не думала об этом.
— Собираетесь выйти замуж за Алека?
— Нет.
— Почему нет? Алек порядочный парень, ему есть что предложить вам. Он без ума от вас.
— Хотите услышать от меня, что это не ваше дело?
— Но это мое дело.
Сондра едва заметно улыбнулась:
— Почему? Потому что вы заведуете лечебницей?
— Нет. Потому что я люблю вас.
Сондра, потрясенная,
— Наверно, все случилось в ту ночь, коша вы постучали в мою дверь и предложили невероятную идею спасения Оуко. Не знаю. Или же это произошло в самую первую ночь, когда вы не справились с сеткой для москитов и постучали в мою дверь, думая, что пришли в хижину Алека. — Его глаза вспыхнули и погасли. — Наверно, мне следует заключить вас в объятия или сделать нечто в этом роде, но я боюсь показаться совершенным идиотом. — Он умолк и сказал уже спокойнее: — Может, я уже свалял дурака?
— Дерри… — только и могла прошептать Сондра, а ее глаза сказали все, о чем он и не догадывался и не смел верить, что это возможно.
Он обнял ее и приник губами к ее губам, сначала нежно, затем страстно. Поцелуи становились настойчивыми, неистовыми. Сондра чувствовала, как сильные руки Дерри нежно прижимают ее к себе, и отдалась этой любви, найдя в ней то, что искала… Поиски закончились, существовало лишь настоящее и Дерри.
Они оба знали, что прошли долгий, извилистый путь, чтобы в его конце обрести друг друга.
Часть четвертая
1977–1978
25
Рут была взбешена.
Словно убивая муху, она хлопнула по газете:
— Только послушай, Арни! «Рожать дома — это издевательство над детьми». — Она опустила газету на захламленный стол и уставилась на мужа сверкающими глазами. — Издевательство над детьми! Какая чушь!
Арни не поднял головы, он был занят кормлением десятимесячной Сары. Если он остановится, малышка поднимет шум.
— Рути, из-за чего разгорелся весь сыр-бор? — спросил он, зачерпнул из миски теплую густую овсянку и поднес крохотную ложечку к ротику ребенка, похожему на бутон. — С чего все это началось?
— С того сумасшедшего процесса в Калифорнии. Помнишь, акушерку обвинили в убийстве после того, как родившийся дома ребенок умер. Умеют же газеты врать! — Рут снова хлопнула по газете так, что загремели лежавшие под ней тарелка и столовое серебро. — Ведь доказано, что ребенок умер бы, даже если бы родился в самых идеальных условиях! Но им этого мало, они вцепились в это дело, словно стая голодных собак в кость. И вся беда в том, что они убедят читателей в своей правоте.
— Мамочка!
Рут оторвалась от «Писем к редактору», и сердитое выражение тут же сошло с ее лица.
— Что случилось, детка?
Пятилетняя Рейчел — «Мне пять лет и два месяца», — говорила она всем — стояла в дверях кухни.
— Вот в этом я сегодня пойду в школу, — сказала она голосом, каким говорят взрослые.
Рут улыбнулась. Рейчел как раз начала ходить в подготовительный класс и относилась к себе очень серьезно.
— Но, дорогая, ты надела его наоборот.
Рейчел удалось втиснуть свое пухлое тельце в одно из новых школьных платьев, не расстегивая пуговиц. Мелкие сборки, которые Рут пришила на груди, теперь скрывала волна черных волос.