За полчаса до Конца Света
Шрифт:
– Входите! – закричал Натан, когда мы позвонили в дверь – Не заперто!
С Натаном Розенфельдом мы встречаемся не так часто. Последние годы мы общались с ним в основном по телефону. Если не считать пару коротких посиделок в кафе, то лицом к лицу мы виделись в последний раз… Когда же? Кажется это было в начале ноября 56-го под Шарм-Эль-Шейхом, где я командовал гаубичным дивизионом. Он внезапно возник там как раз в тот момент, когда Авраам Иоффе 7 сообщил мне, что египтяне отступили из порта и можно наконец прекратить обстрел. Наступила долгожданная тишина и тут-то и появился Натан по своим таинственным делам и с соответствующим таинственным видом. Я
7
Генерал, командующий 9-й бригадой.
– Как дела? – задал я тогда, помнится, дурацкий вопрос.
Он лишь криво улыбнулся в ответ и ничего не сказал, а я и не настаивал. До меня доходили слухи о гибели его сестры Дафны, но я не знал подробностей, а спросить не решился. Мы еще посидели за стаканом кофе там, на позиции моих батарей, вспоминая общих друзей и ту войну. Но было две темы, которые он напрочь исключил из нашей беседы: Дафна и Фрэнки-Шерман. Если я невольно касался одного из них в разговоре, он замыкался в себе и переставал отвечать на вопросы. Это был тем более странно, что по моим сведениям Фрэнки благополучно вернулся в свой Кентукки и столь же благополучно продолжал там выращивать свою кукурузу или что там у них растет. Я в свое время пытался писать ему на почтовое ведомство округа Тейлор, но ответов не получил. Потом, уже во время моей скоротечной учебы в Вест Пойнте, я пробовал до него дозвониться, но Фрэнка Кранца в списке телефонных абонентов округа не оказалось.
…Квартира Натана не представляла собой ничего особенного по тель-авивским масштабам: небольшая гостинная, совмещенная с кухней и две маленькие спальни. Одну из них, с разбросанными по полу игрушками, сразу оккупировала Шуля. Оттуда немедленно начали доноситься звуки возни: то ли катали по полу заводной грузовик, то ли укладывали спать упрямую куклу.
– Жена на работе, дети в школе – пояснил хозяин.
В квартире обнаружилась и нестандартная деталь – металлическая лестница на крышу, прикрепленная болтами к стене.
– Пойдем, подполковник – усмехнулся Натан – Там, на крыше и поговорим. Ты еще способен подниматься по таким лестницам?
Пришлось показать ему, как поднимаются по лестницам подполковники артиллерии. На крыше, на которую мы поднялись через застекленный люк, у него стоял колченогий стол и пара побелевших от дождя и солнца плетеных кресел. Перед нами, как на ладони, предстал весь город. Построенный на песчаных приморских дюнах, он почти такой же плоский как и Ленинград, но без ленинградских шпилей. Лишь купол синагоги на Аленби выделяется на фоне одинаковых плоских крыш. И крыши здесь не зеленые, крашенные, как в Ленинграде, а беленые, с такими же белыми баками солнечных бойлеров на них. Поэтому в ясный летний день на них невозможно смотреть без темных очков. Но сейчас был февраль и можно было без боязни смотреть на запад, туда, где белизна города переходила в синеву моря.
– Что ты думаешь, Изя, об обстановке в мире? – неожиданно спросил Натан.
В удостоверении личности у меня значится "Ицхак Шойхет", но так меня звали не всегда. В доизраильские времена я был известен как Исаак Резник или просто Изя, поэтому друзья по-прежнему меня так называют. Кстати, "Шойхет" – это не просто ивритизация 8 моей русифицированной фамилии а еще и удивительное совпадение. Именно такую фамилию я получил от Томера Хейфеца в далеком Риме. У меня тогда был югославский паспорт на имя Иво Штернича, который не сулил мне ничего, кроме неприятностей. Вот тогда-то я и стал Шойхетом, а настоящий Ицхак Шойхет, чей паспорт я унаследовал, остался на военном кладбище под Равенной. Потом мы там хоронили Миху Шитрита,
8
"шойхет" – резник (идиш)
Но Натан ждал ответа и я всерьез задумался. У нас в Израиле никогда не было скучно. Если на приграничные поселки не нападали фидаины, то начиналось внутреннее брожение и социалисты бодались с либералами, а те и другие вместе – с повстанцами из Вади Салиб. К тому же, наши добрые соседи спали и видели как бы этак половчее утопить всех евреев в море. Они особенно это и не скрывали, печатая в центральных газетах свои кровожадные планы, которые добрые европейцы благоразумно трактовали восточной иносказательностью. Поэтому большинство из нас не слишком интересовало то, что происходило за пределами страны. А там тоже творились дела и дела эти были не слишком хороши. По службе мне доводилось выезжать в Европу и Штаты и я все же немного представлял что творилось в мире. Наш земной шар, фаршированный ракетами и стратегическими бомбардировщиками, уменьшился, скукожился. Все стало так близко. Если начнётся в Вирджинии или под Рязанью то рано или поздно докатится и до нас и вот тогда-то будет уже поздно…
– Все кто может зарываются поглубже в землю? – предположил я.
– Что-то в этом роде – согласился Натан – Похоже, что назрел кризис и нарыв того и гляди прорвется…
– А при чем здесь я? – возник у меня закономерный вопрос.
– Тебе что, безразличны судьбы мира? – улыбнулся он.
Это был провокационный вопрос и на него не следовало отвечать. Я и не ответил, а лишь посмотрел на него так, как смотрят учителя на полных придурков, которых все же приходится учить. Он смущенно почесал свежевыбритый подбородок, помялся еще немного и осторожно начал:
– Мы, Изя, уже несколько лет живем в очень странном мире. Атомная, черт бы ее побрал, Эра… В этом мире есть оружие, которое легко может его, этот мир, уничтожить. А вот стабильности в этом мире нет. И доверия в нем тоже нет. Ну и как прикажешь с этим жить? Пока что бомба только у Штатов, СССР и Англии. Но французы дышат им в затылок и китайцы тоже не дремлют. Надо бы и нам понять, как жить в этом новом мире.
– Но у нас-то бомбы нет! – возмутился я, вскакивая с кресла.
Натан посмотрел на меня очень странно, как будто раздумывая, сказать или не сказать мне нечто такое, чего мне знать не полагалось. В конце концов он промолчал столь многозначительно, что я лишь ошеломленно плюхнулся обратно в кресло.
– Ну и дела! – было единственным, что мне удалось из себя выдавить.
– Вообще-то я ничего тебе не сказал – проворчал он не глядя на меня.
– А я ничего и не слышал – мне наконец удалось перевести дух – Но я-то тебе зачем? У тебя наверное есть ученые, есть и аналитики.
– Все верно – ответил Натан – Есть и ученые, есть и аналитики. Причем ученые изучают, а аналитики… Что?
– Наверное – анализируют – мрачно предположил я.
– Молодец! И это все просто замечательно. Но этого мало. Мне нужен независимый взгляд, свободный от догм и незнакомый с мудреными методиками… Твой взгляд.
– Но почему именно я?
– А кому еще я могу доверять? В нашей конторе половина сотрудников завербована русскими, а вторая половина – американцами. И это еще только те, про которых мы точно знаем.
– Ну а ты? – ехидно поинтересовался я.
– Что я?
– Ты работаешь на КГБ или на ЦРУ? И откуда ты знаешь, что я не завербован уругвайцами?
Натан устало махнул рукой:
– Прекрати… Вот тебе я как раз доверяю. Поэтому поедешь именно ты.
Похоже, что мое согласие не требовалось. Вот так всегда.