За порогом мечты
Шрифт:
– Ну конечно! – саркастически заметила Эбби. – Зачем травмировать девочку…
– Вот-вот! – подхватила Селина. – В конце концов, леди Виверхэм очень приятная особа, ты ведь согласна? Ведь у нее самой есть две дочери практически на выданье, и тем не менее она пригласила еще и Фанни, которая будет им явной соперницей! Притом что никто не сможет отрицать, что наша девочка – самая красивая во всей округе! Это я расценила просто как материнское жертвоприношение со стороны леди Виверхэм!
– Ну что ж, я довольна поведением леди Виверхэм, дай Бог, чтобы она была довольна поведением Фанни на балу… Может быть, очень кстати, что Фанни приглашена, потому что я хотела поговорить с тобой о ней.
– Ну конечно, милая, конечно! Но ведь ты устала, наверно, хочешь поскорее в постель?
– Нет-нет, брось! – смеясь, возразила ей Эбби. – Я успела пообедать у Чиппенхэма, и я совсем не устала. А вот ты, – заметила Эбби игриво, – ты выглядишь так, словно страшно боишься простудиться! Вот кому нужно лечь в постель! Не могу же я простудить свою возлюбленную сестру!
И Эбби пошла к себе, а Селина принялась отчаянно дергать за шнурок звонка в желании получить, наконец, чайный поднос от слуг. В своей спальне Эбби нашла миссис Гримстон за распаковкой вещей. Мисс Эбби Вендовер немедленно было высказано, что миссис Гримстон с самого начала знала, что получится, если оставить младую Фанни на попечение мисс Селины и тем более младшей служанки Бетти Коннер (у которой, как всякому понятно, волосы представляют собой значительно более важную часть головы, нежели мозги).
– Вот и болтается девушка где ни попадя! – мрачно добавила миссис Гримстоп. – Балы какие-то, концерты, театры, пикники и еще какая-нибудь гадость!
У Эбби были свои причины подозревать, что ее нянька в последнее время пользуется слишком большой свободой слова и сейчас слегка выходит за рамки дозволенного. Однако Эбби чересчур устала, чтобы обсуждать столь деликатные вещи с миссис Гримстон, и попросту отвечала ледяным тоном:
– Ну что ты, как ты смеешь так говорить, милая моя? – что немедленно повергло старую няньку в обиженное молчание.
Сестры Вендовер давно уже взяли на себя опеку над своей малолетней осиротевшей племянницей Фанни; мать ее изволила скончаться при вторых родах – причем родив мертвого младенца, и отец счел за благо передать несчастную малышку Фанни под крыло бабушки. Его собственная смерть спустя всего три года ничего не изменила в этой ситуации. Более того, когда Фанни было двенадцать, ее дедушка умудрился насмерть разбиться на охоте, а бабушка, овдовев, решила вернуться в Бат, чтобы перестать мучиться от приморского климата. Их сын Джеймс, который значился формальным опекуном Фанни, был только рад оставить девчонку на попечение бабушки. Сам он имел крепкую и благополучную семью, но супруга его, дама весьма сильного характера и расчетливого ума, категорически не желала принять на себя ответственность за племянницу мужа. Когда три года спустя бабушка, миссис Вендовер, тоже почила в бозе, Фанни уже превращалась в настоящую красавицу; к этому моменту ее дядя-опекун, Джеймс Вендовер, обнаружил еще меньше желания принять Фанни в свою семью, где она явно станет затмевать его собственных дочерей и перебивать у них перспективных женихов, не говоря уже о том, что будет показывать девочкам пример легкомыслия.
Так что Джеймс, будучи распорядителем имущества, переданного в наследство Фанни, написал своим сестрам письмо, в котором уведомлял, что они могут продолжать и дальше опекать Фанни. Кроме того, было бы жаль (этот дипломатический аргумент подсказала Джеймсу его жена Корнелия), если девочке пришлось бы прервать свое образование в частной гимназии Бата. На Джеймса, как единственного мужчину в семье Вендовер, по обычаю ложилась обязанность устроить удачную брачную партию для Фанни; однако он тешил себя мыслью, что Фанни еще слишком мала, чтобы его Корнелии пора было бы обеспокоиться вывозом девочки в свет. При этом он совершенно не желал принимать во внимание тот факт, что, когда Фанни подрастет, у Корнелии будет еще меньше желания таскать чужую племянницу по балам в пику собственным дочерям. Сама Корнелия признавалась, что девчонка ей совершенно не нравится, поскольку представляет собой уменьшенный экземпляр своей покойной матери… Не исключено, что она превратится в одну из этих новомодных вертихвосток, прости Господи, прибавляла
Итак, теперь более молодая из пары калош спустилась из своей спальни вниз, в гостиную, в то время как старшая калоша наконец опустилась за чайный стол. Селина, лишь глянув на роскошно накрахмаленное муслиновое платье Эбби, воскликнула:
– Боже, я никогда не видела тебя такой прелестной! Это Лондон, сразу чувствуется!
– Да! – отвечала польщенная Эбби. – Мэри порекомендовала меня своей модистке, некоей Терезе, и я была в восторге…
– Тереза?! Но тогда это безумно дорого! Корнелия говорила мне как-то раз, что она желает Джорджу всяческого процветания, чтобы он мог и дальше оплачивать визиты Мэри к этой Терезе! Корнелия заявила, что сама она не может позволить себе транжирить такие деньги на модистку…
– Может, но не хочет, – сказала Эбби. – Как, должно быть, счастлив ее Джеймс, имея жену такую простую и сухую, как венгерская колбаска! Впрочем, в этом отношении они хорошо совпадают…
– Эбби, не говори так, это же твой брат!
– Знаю и не перестаю сожалеть! – заметила Эбби. – И пожалуйста, не надо перечислять мне весь каталог его нудных добродетелей, все они вместе ничуть не делают его более приятным человеком! И потом, он слишком расчетлив. Не испытываю к нему никакой симпатии!
– А Джеймс тоже тебе писал? – вдруг резко спросила Селина.
– Писал! Да он приехал в Лондон будто специально для того, чтобы прочесть мне очередную душеспасительную лекцию… Ах, дескать, что ты делаешь с девчонкой, ты ее портишь, ты ее распускаешь… Кто, дескать, тот развратный молодчик, который вьется вокруг Фанни?..
– Ничего подобного! – пискнула Селина, краснея. – Это прекрасно воспитанный молодой человек! Вспомнить только, как он выбежал вон из танцевальной залы, без зонтика под проливным дождем, только чтобы принести для меня стул! Он вымок до нитки – ты же знаешь, как у пас в Бате вдруг разражается безумная гроза! – и я страшно боялась, что он сляжет с простудой. И как было мило с его стороны, что он все-таки не заболел и не умер от воспаления легких, а то мне было бы страшно неловко… Но как раз в тот день Фанни со мной не было, и если ты думаешь, Эбби, что он принес для меня стул из-за Фанни, ты ошибаешься! Он просто так воспитан! И кроме того, – добавила Селина запальчиво, – это вовсе не юноша! Он твоего возраста, если не старше, то есть далеко уже не молод!
Эбби не смогла сдержать хихиканья в ответ на эту путаную тираду.
– Селина, ты такая гусыня! – смеялась она.
– Кажется, ты меня упрекаешь, – продолжала Селина, вытягиваясь на своем стуле в свечку и чуть ли не звеня напряженной спиной. – Не могу только понять за что! В конце концов, у Фанни ведь было поклонников немеряно, еще до твоего отъезда! И я всегда считала, что девочке легче будет войти в лондонский свет, если до того она успеет повращаться в местном обществе. Уверена, что Джеймса науськала его змея подколодная, эта Корнелия! Конечно, она не может пережить того, что милый мистер Каверли не обратил внимания на ее собственных замухрышек! Притом что ему подсовывают этих девиц совершенно беззастенчиво! Это проделки Корнелии!
– Ну что ж, очень может быть, – кивнула Эбби.
– Ну вот видишь! – торжествующе постановила Селина.
На это удовлетворенное замечание непосредственного ответа не последовало, но, слегка помолчав, Абигайль добавила:
– Если бы это было все, Селина! Но это, увы, не все… Джордж не станет зазря напускаться на человека, но он говорил об этом Каверли с порядочным презрением и даже опаской, потому что он вовсе не считает, что этот молодчик – подходящая партия для Фанни. Помимо того, что он заядлый игрок, похоже, он еще и авантюрист. Одним словом, Фанни не первая невеста, за которой этот хлыщ пустился ухаживать: не далее как в прошлом году он вскружил голову одной молодой глупышке с хорошим приданым, которая готова уже была бросить все и позорно бежать с ним, да слава богу, этот план раскрылся и все дело провалилось.