За пределами Галактики
Шрифт:
Верховицкий вышел из бара. Он находился сейчас на четырёхсотом ярусе, ведь Тераполис достиг уже такой высоты, что являл собой огромную сложную конструкцию из нескольких комплексов-пирамид, состоящих из жилых секторов, когда одни дома стояли на других. Вот и сейчас – тротуар под его ногами являлся крышей расположенного ниже жилого сектора. Но это вовсе не значит того, что на самых первых ярусах было не протолкнутся. Нет, там было весьма просторно, а в самом основании жилых пирамид была система тоннелей, если людям нужно было перемещаться внутри. Между пирамидами были огромные площадки досуга, на которых каждый мог найти себе развлечение по душе, но отсюда, с высоты четырехсотого яруса почти ничего не было видно – он находился почти под самыми облаками. И вот, профессор шел и попутно просматривал личные профили прохожих. Когда-то, в давние времена, для того чтобы что-либо узнать о человеке, приходилось заходить в Интернет – первое древнее подобие современной Нейросети. Приходилось пользоваться допотопными коммуникаторами, а теперь, благодаря нейронным оптическим линзам человек не только сохранял зрение, но и видел необходимую информацию прямо перед собой, если это было необходимо. Социальные профили проецировались рядом с тем человеком, кому принадлежала страничка в Нейросети. Современная Нейросеть была повсюду. Она была даже в мыслях. Благодаря нейромодему человек мог войти в сеть просто подумав об этом и наслаждаться всеми благами информации и прогресса. Но помимо ментальной сети функционировали и вполне реальные терминалы, на экране которых можно было увидеть все, что хотелось бы найти. Профессор подошел к одному из таких экранов и посредством довольно устаревшей, но еще действующей сенсорной клавиатуры ввел имя пилота. На экране сразу возник его профиль в Нейросети. Да, ничего не изменилось со временем – минимум информации, столько же фотографий. Пилот всегда был таким – не любил афишировать свою жизнь и где-либо светиться. А в некоторых жизненных аспектах он и вовсе придерживался анахроничных и старомодных предпочтений. Впрочем, это было его личное дело и профессора это нисколько не волновало. Главное сейчас было то, что ему необходим человек, который способен вести корабль, и который мог бы согласиться на предложение Верховицкого.
Оставалось только одно – связаться с этим самым человеком. В век технологической эры Человечества это можно было сделать хоть сейчас – ментальная связь позволяла установить контакт с человеком, даже если собеседники были в разных частях Галактики, правда, сигнал в таком случае ощутимо мог терять в качестве. Посредством ментальной связи ты мог общаться с собеседником мысленно, даже рта при этом ни разу не раскрыв, что весьма удобно, не правда ли? Впрочем, имелись и смарт-коммуникаторы – отзвук далекого эха предков, которые в качестве средств связи использовали когда-то мобильные телефоны. Но профессор чувствовал – для такого серьезного разговора необходим визуальный, зрительный контакт. Потому профессор решил явится к своему бывшему пилоту без предупреждения. Где находится площадка НКО Верховицкий прекрасно знал, а то, что его старый друг и ученик по-прежнему там он нисколько не сомневался. Нужная профессору площадка НКО находилась на Эльмекауке – искусственно созданном спутнике Секундуса. Руководство планеты приняло решение не складировать отслуживший свое космический хлам на планете и оборудовало площадку для его сбора на околопланетной орбите, зафиксировав там посредством ультрамагнитного излучения направленного действия Эльмекаук – как уже говорилось, искусственный спутник Секундуса. По сути таких площадок недалеко от планеты было множество – это и Сириус, и Циклопетаун, и Аль-Де-Ар, и ещё много других. А на более далекой орбите в околопланетном пространстве уже находились естественные спутники Секундуса. Добраться до Эльмекаука и вовсе труда не составляло – для этого даже в Космопорт отправляться не было необходимости. До Эльмекаука курсировал минибот – космический корабль особо малого класса, рассчитанный лишь на то, чтобы находиться недалеко от орбиты, да и то – не слишком продолжительное время. По сути, эту скорлупку и кораблем полноценным считать не приходилось. До отправной площадки профессор добрался на магнитнобусе – в этом секторе их по магнитной магистрали летало великое множество, и за счет создаваемых в замкнутой трубе магнитных импульсов они развивали довольно внушительную скорость, поэтому поездка закончилась, даже не успев профессору Верховицкому толком надоесть.
– Отправная площадка №7.2.7,– объявил приятный женский голос.
Профессор покинул капсулу магнитнобуса посредством гермошлюза и проследовал на отправную площадку мини-терминала. Народу там было немного, в основном рабочие, поскольку золотая молодежь ничего интересного для себя здесь не находила. Из молодежи тут бывали лишь студенты Института Межпланетного Кораблестроения, да стажеры-утилизаторы. Полет прошел без происшествий – в салоне минибота было тихо, немногие пассажиры либо путешествовали по просторам Нейросети, либо переговаривались друг с другом при помощи ментальной связи. В общем, ничего нового. По завершении поездки все тот же женский голос оповестил о том, чтобы пассажиры не забыли надеть кислородные маски и активировали весовые стабилизаторы. Профессор покинул минибот и огляделся – с момента его последнего посещения тут совершенно ничего не изменилось – все те же самые груды отслужившего свой срок космического хлама. Профессору на миг даже представился посреди всего этого лома его "Наутилус". У Верховицкого перехватило дыхание, и он быстро отогнал от себя эту негативную мысль. Его корабля не могло быть здесь, но как это не печально, он до сих пор не мог принять тот факт и смириться с тем, что один из лучших звездных крейсеров Галактики ржавеет разобранный на запчасти. Дыхание пришло в норму, профессор сделал вдох, привыкая к маске. Все дело в том, что Эльмекаук не был защищен атмосферой и потому тут приходилось пользоваться дыхательной маской с миниатюрным кислородным генератором. А весь отслуживший свое хлам только потому не улетел с его поверхности в Космос, что гравитационные энергоблоки исправно несли свою важную службу. Правда, здесь вес человека был в шесть раз меньше, чем на Секундусе, потому был необходим весовой стабилизатор, чтобы не перемещаться по поверхности огромными прыжками. И вот, благодаря стабилизатору профессор Верховицкий стандартным шагом отправился на поиски нужного ему участка. И хоть профессор и ориентировался тут довольно неплохо, но в конечном итоге он все-таки заблудился. И несмотря на то, что в его распоряжении и была вся Нейросеть, а значит и ответы на почти все вопросы Галактики, но Верховицкий предпочел старый, как сама Вселенная, способ – спросить у кого-нибудь.
– Простите, Вы не подскажете, где здесь седьмая база? – обратился профессор к проходящему мимо молодому утилизатору. Тот едва не подскочил от неожиданности, его эмоциометр вспыхнул на мгновение и в сознании профессора пронеслась мысль, которая ему не принадлежала: "Да что же Вы так вопите?! Ведь ментальная связь давно уже придумана!" И следом в его профиле Нейросети возникли координаты нужной ему площадки.
– Спасибо большое! – улыбнулся профессор и отправился в направлении нужной ему седьмой базы.
"Старомодный какой-то" – мелькнула в сознании Верховицкого последняя чужая мысль, после которой ментальный чат отключился. Профессор лишь вздохнул. Старомодный. А современное поколение? Да они скоро и говорить разучатся из-за этой ментальной связи! А спорить и доказывать им что-то так же бесполезно, как и в случае с астробиологическим научным конгрессом! С одной стороны – здорово жить в эпоху такого глобального технологического рассвета, но с другой – куда катится этот мир? С такими невеселыми мыслями профессор добрался до нужной ему базы, о чем ему красноречиво поведала старая, видимо снятая с какого-нибудь корабля информационная табличка, на которой светящимися буквами красовалось: "База 7. Дальше не ходить – убьет." Профессор усмехнулся и проигнорировав табличку пошел дальше. Но далеко уйти ему не удалось.
– Стой, кто идет? Предъявите паспорт! – раздался нечеловеческий, металлический голос. – Остановись, живое существо!
Собственно, профессор так и поступил – замер на месте, не сколько от страха неизвестности, а из-за того, что лихорадочно пытался вспомнить, что же такое, этот неведомый паспорт, и с чем его употребляют в пищу, если конечно, он для этого предназначен. Но тут все мысли профессора разом изменились, потому что то, что предстало перед ним, по своему виду было достойно графического полотна спятившего художника-историковеда. Навстречу профессору из-за ближайшей кучи космического лома выкатился робот. По сути, про это металлическое нечто только и можно было сказать то, что это робот. И все на этом! Потому что этот робот абсолютно не был похож ни на один известный профессору тип роботов даже отдаленно. И кажется, он был сделан из стали! Да уж, большего роботехнического атавизма профессору Верховицкому наблюдать ещё не доводилось! Сталь! Позавчерашний день истории! И это при современном разнообразии ресурсов! Это и мертонилиум и рутий, да на худой конец лонкелий, а тут – сталь, которая, если вспомнить школьный курс металогии, идеально подвергается разрушающему воздействию множества внешних факторов! Проще говоря – ржавеет. Пятна ржавчины на темно-красном корпусе робота являлись прямым тому подтверждением. Голова у робота была плоской, по обоим сторонам лица мерцали два глазных датчика, а нижняя челюсть, казалось, вот-вот отвалится, причем без всякого удивления, хотя роботы вообще не способны на эмоции. Его конструкцию дополняли два вполне приемлемых манипуляционных захвата, говоря простым языком – две руки. Плюс еще неуклюжая клешня в сложенном виде располагалась за спиной и выглядывала из-за правого плеча. А за левым плечом был виден вполне серьёзный лазерный резак. Насколько знал профессор, таким резаком можно было запросто разделить надвое все, что угодно, резак одинаково превосходно справлялся как с неорганикой, так и органикой. Тело робота прочно покоилось на допотопном, судя по всему, самодельном гусеничном шасси, потому что такие древние ходовые механизмы профессор видел лишь в школе, на уроках истории. В век гравитационных, импульсных и лазерных ходовых установок гусеничное шасси ну просто никаким образом не вписывалось. Надо ли говорить, что передвижение робота, если эту конструкцию можно было вообще так назвать, сопровождалось жутким лязгом и скрежетом?
– Цель визита? – робот тем временем продолжал вести допрос.
– Друга увидеть,– ответил порядком ошалевший от такого приема профессор.
– Написано же! – сказал робот. – Ты сюда не ходи, ты отсюда ходи! А то гравитрон в башка попадет! Ликвидировать, нельзя помиловать!
– Да мне друга повидать! – с одной стороны профессор и предположить не мог, что когда-нибудь он так спасует перед какой-то кучей лома, которая лишь каким-то неведомым чудом способна внятно функционировать, но с другой – лазерный резак за спиной этого шедевра неведомо чьей инженерной мысли был вполне современным и здорово профессора смущал.
– Может тебе дать ещё ключ от квартиры, где деньги лежат? – поинтересовался робот, подъезжая поближе. Резак за его спиной пришел в движение. Профессор Верховицкий мысленно попросил прощения у дочери, простился с жизнью и уже собирался опубликовать в соответствующем разделе Нейросети свое электронное завещание, когда вдруг услышал так хорошо знакомый ему голос, хотя не слышал он его уже порядочно давно.
– Железяка, прекрати немедленно этот цирк! Устроил тут представление!
С ближайшей кучи обломков неведомо какого космолета на поверхность Эльмекаука спрыгнул человек. Его голову венчала замечательная шевелюра черных, как ночь, волос, в которых, несмотря на его возраст уже кое-где проглядывала седина, нос его был судя по всему когда-то сломан, и услугами современной молекулярной хирургии он так и не воспользовался, и не познал бионического скальпеля. Один его глаз был карим, а в другом ярко-синим светом пульсировала нейролинза. Его комбинезон был темно-синим с черными вставками, с пятнами грязи, из кармана торчал внушительных размеров мультиключ, который мог подстроится под параметры для любой детали, которая была запрограммирована в его базе данных. Рукава его комбинезона были закатаны по локоть, демонстрируя миру покрытые грязью руки. Одним словом, на Секундусе внешний вид этого парня вызвал бы бурю насмешек, тогда как здесь, на захламленном старым ломом Эльмекауке он выглядел словно часть окружающего пейзажа.
– Сергей! – профессор наконец справился с потрясением. – Я могу, наконец, пройти? Не тронет меня это твое чудо техники?
– Профессор? – Сергей, бывший пилот Верховицкого искренне удивился. Линза в его глазу при этом на мгновение вспыхнула. – Ну и зачем вы пожаловали? Только не говорите, что хотите узнать, как у меня дела. В то что вы хотите извиниться я все равно не поверю, даже несмотря на то, что по-прежнему считаю вас хорошим человеком.
– Да я так, в гости заглянул, мимо пролетал, так думаю – почему бы и не навестить старого приятеля? – пожал плечами профессор.
– Ага, свежо предание, профессор,– усмехнулся Сергей. – Категория свежести присуждается. Ладно уж, проходите, раз пришли!
– А этот твой? – профессор кивком головы указал на робота, который молча наблюдал за беседой.
– Это Железяка,– ответил бывший пилот. – Проходите, ничего он вам не сделает.
– Пасть порву, моргалы выколю! – подтвердил робот свои мирные намерения.
– Твоих рук дело? – поинтересовался профессор.
– А то как же! – не без гордости ответил Сергей. – Слепил из того, что было, чтобы помогал со всем этим хламом разбираться, да и просто чтобы от одиночества тут не свихнуться окончательно.