За пределом жестокости
Шрифт:
– Значит, он не успел продать вашу разработку, – констатировал Гриб.
– Он успел договориться с покупателем! О чем, мы не знали и ждали, когда он выйдет из комы. Наш зарубежный заказчик не давал о себе знать. Предлагать товар третьей стороне было рискованно. Все повисло в воздухе. И тут наш предатель приходит в себя, но его тут же похищают. Прямо из больницы.
– Зарубежный заказчик? – удивился Гриб.
– Разумеется, нет! – сердито сказал Арнольд Евгеньевич. – Этот идиот действовал через какого-то посредника. А вот посредник наверняка вышел на иностранцев. Нужно найти – посредника и нашего человека. А самое главное, диск с информацией. Если мы упустим диск, то вся эта история выеденного яйца не будет стоить.
– По-твоему,
– Надеюсь, – кивнул Арнольд Евгеньевич. – Я дам тебе некоторые наметки. Во-первых, полную информацию насчет сотрудника. Его фамилия Бекас. Во-вторых, кое-что по возможным похитителям. Мы не сидели сложа руки. На подозрении три группировки. Сами мы не можем сейчас совершать активных действий – нам в затылок дышат менты. Следят за каждым шагом. Малейшее подозрение, и нам придется раскрывать информацию по всей нашей работе. У меня есть хорошие друзья наверху, но их возможности тоже не безграничны. В общем, в течение двух-трех дней нужно проверить все эти адреса, всех этих людей и вернуть диск.
Арнольд Евгеньевич полез во внутренний карман, достал оттуда запечатанный пухлый конверт и протянул его гостю. Тот взял конверт, задумчиво взвесил его на ладони, а потом сунул за пазуху.
– Кроме информации, там кое-какая мелочь на расходы, – небрежно пояснил Арнольд Евгеньевич.
– Ладно, – сказал Гриб. – А что посредник? И твой Бекас?
– Все должны погибнуть, – твердо сказал Арнольд Евгеньевич. – Все до одного. И лучше, если смерть их будет выглядеть как внутренние разборки бандитов.
Некоторое время Гриб молчал, о чем-то размышляя про себя, а потом снова уставился на собеседника тяжелым неподвижным взглядом.
– Я не господь бог, – сказал он. – Может так статься, что все концы подчистить не удастся. И даже диск. Это вполне реально – упустить его. Возможно, мы его уже упустили.
– Извини, – сказал Арнольд Евгеньевич. – В таком случае у меня нет для тебя миллиона.
– Двух, – поправил его Гриб. – Если все сложится, ты платишь два миллиона.
Арнольд Евгеньевич смерил его взглядом, который был не менее тяжелым, и с большой неохотой подтвердил согласие.
– Ты умеешь набить цену, – сказал он с невеселой усмешкой. – Тебе с самого начала нужно было идти в торговлю.
– А я и пошел в торговлю, – невозмутимо ответил Гриб, поднимаясь. – Просто мой товар не пощупаешь.
На пороге он обернулся и сказал:
– Если что, я тебе позвоню, приглашу за грибами. Обговорим, на какой поляне встретиться. А если у тебя будут проблемы, ты знаешь, как со мной связаться. До встречи. Готовь «капусту». – Он вышел, несуразный и мокрый, абсолютно чужеродный организм в этом сверкающем офисном царстве, плотно прикрыл за собой дверь. Арнольд Евгеньевич перекрестил его, выходящего, но Гриб этого уже не видел.
Арнольд Евгеньевич долго не мог успокоиться. Человек, который предпочитал откликаться на самые несуразные прозвища (Арнольду Евгеньевичу полагалось звать его Грибом), был чем-то вроде крайнего средства. Он умел исправлять самые запутанные ситуации. Благодаря своим связям во всех слоях общества, которые он никогда не афишировал, Гриб был почти неуязвим. Человек, однажды познакомивший Арнольда Евгеньевича с Грибом, был уже в могиле, но услуга его не пропала даром. Сегодня Арнольду Евгеньевичу только и оставалось, что прибегнуть к крайним мерам. Переплет, в который он попал, грозил обернуться невероятными неприятностями. И самое обидное, что пострадать он мог исключительно за чужие грехи. Один мерзавец украл у него информацию, стоящую миллионы долларов, другой мерзавец похитил самого этого мерзавца, третий пошел на сделку со вторым… Все запуталось до предела. Теперь, если заветная технология окажется за рубежом, все подозрения падут на него. Даже в бюро решат, что он решил провернуть дельце за спиной у всех. А это – разброд и шатания, это бунт, это катастрофа. А тут еще милицейские чины, прилежно-туповатые с виду, являющиеся в офис чуть ли не ежедневно, задающие бестолковые вопросы, но явно что-то чующие. Пока ему удается сдерживать их напор ссылками на секретность и намеками на влиятельных персон у себя за спиной. Но в этом ненадежном мире нет ничего вечного, и хрупкое равновесие может нарушиться в любую минуту. Милиция будет рыть дальше и однажды выйдет на убийц и похитителей. Или на Бекаса. При самом благоприятном стечении обстоятельств менты торжественно вернут ему похищенную технологию, поднимут шум на всю Европу, и дальше у него уже не пройдет ни одной сделки, с ним никто не захочет иметь дело. Или его вообще снимут с этой хлебной должности – такой исход тоже вполне реален. Желающих хоть отбавляй. Это не говоря уже о миллионных убытках, которые он понесет в данном случае.
Но есть еще и худший вариант. Диск с информацией окажется на Западе, и тогда копать начнут уже службы посерьезнее уголовного розыска. Эти запросто могут обнаружить множественные утечки, которые произошли за все годы в бюро, поднимет шум военное ведомство – при таком раскладе предугадать развитие событий вообще невозможно. Единственное спасение – отсечь концы. Тут тоже есть свои подводные камни, о которые можно крепко ободраться, но если все сделать чисто, то можно сохранить место и остаться вне подозрений. А если информация вернется к нему, то немного погодя, когда все уляжется, можно будет возобновить переговоры. Потери, конечно, будут, но уже не столь катастрофические. Остается молиться, чтобы Гриб честно отработал свои два миллиона и вернул все, что принадлежит «Миллениуму». Арнольд Евгеньевич не был сильно верующим человеком, но перекрестил он своего гостя не зря. В его положении нельзя было пренебрегать ничем.
Глава 12
Одиночество – штука по-настоящему страшная, и особенно страшна она, когда тебя при этом окружают чужие. Чем больше этих чужих, тем страшнее одиночество. Эту нехитрую истину Бекас интуитивно усвоил давно, а теперь ощутил в полной мере и на собственной шкуре.
Когда из него вытянули признание и на некоторое время оставили в покое, Бекас надеялся чуть-чуть расслабиться. Сил у него уже совсем не оставалось. На хороший исход не было ни малейшей надежды. Бекас был уверен, что его уничтожат в любом случае – найдут диск или не найдут. Или навалившиеся стрессы загонят его в могилу. Да он, пожалуй, уже и смирился. Ему только хотелось хотя бы ненадолго забыться, отдохнуть, закрыть глаза.
Пока эти мерзавцы рыщут на природе в поисках диска, он вполне мог бы отдохнуть. Но у него ничего не получалось. Внезапно его снова охватили тревога и страх. Возвращения Тенина он ждал с нетерпением приговоренного к смерти. Что же, казнь или все-таки помилование? Он прекрасно понимал бессмысленность своих вопросов, но отрешиться от них не мог. Его опять знобило, кружилась голова, перед глазами плыли красные тревожные круги. Сжавшись в комок, Бекас сидел на разбитой кровати и ждал. Ждал так же безнадежно, как ждут поезда на разбомбленном полустанке посреди войны и разрухи. Именно такой представала сейчас мысленному взору его жизнь. Он хотел богатства, не подозревая, что на его долю судьба ничего не выделила. Но он сильно напрашивался, и тогда она отдала ему то, чего у нее всегда было в избытке, – страдания и боль.
Бекас терзался и ждал, но ждал одного лишь чуда, то есть того, во что сам не верил. Это было нечто вроде дополнительной пытки перед казнью.
Сколько прошло времени, Бекас не знал. Усталость взяла свое, и он задремал, привалившись к спинке кровати. По-прежнему сквозь невидимую щель сыпались серебряные брызги, тусклый свет в подвале, казалось, делался все мрачнее, какие-то невнятные шумы доходили до слуха Бекаса сквозь тяжелую дверь, а ему снились обрывки непонятных, устрашающих снов. Он даже стонал время от времени, пробуждаясь от собственного голоса и снова засыпая.