За пригоршню чар
Шрифт:
Уолтер оглядел толпу — кто-то там кричал: «Пускай!»
Пэм? — спросил он, и дамочка просияла улыбкой, играя на публику.
Право вызывающего, — Сказала она, собравшиеся возликовали.
Уолтер кивнул.
— Твое право, — сказал он мне. — Выбирай, хочешь ли ты начать на двух ногах, и посоревноваться еще и в скорости перекидывания, или предпочитаешь сначала перекинуться, а после начать?
— Я знаю, в чем состоят права вызывающего, — сказала я высокомерно. — Есть опыт. И все это незаконно. Моего альфы здесь нет, и нет шести других альф, чтобы возместить его отсутствие.
На миг Уолтер впал в ступор,
— Шесть альф есть, — возразил он.
Она не считается! — Я показала на Пэм, но мне только рассмеялись в лицо. Ага, я правда что ли думала, что тут все будут по книжке делать?
Мы начнем на четырех ногах, — тихо сказала я, зная, что она наверняка перекидывается быстро, так что лучше пусть у меня будет возможность перевести дыхание перед дракой.
Толпе это понравилось. Пэм непринужденно развязала пояс халата, он стек к ее ногам и оставил ее в ослепительной наготе. Смотрелась она божественно — с ровным загаром, чуть выставив одну ногу вперед. Даже растяжки на животе только добавляли ей гордой зрелости. Шум в толпе никак не изменился — никто не среагировал на ее… э-э… новый вид.
Я вспыхнула и отвела взгляд. Господи боже, я так не стану. Когда Дженкс превратился, испарилась не только его одежда — даже шрамы. Надеюсь, со мной так же получится, и я не окажусь волчицей в трико и кружевном белье — как бы это ни было забавно. Ну, в любом случае я не покажусь им этакой бледной немочью в веснушках.
Адреналиновая дрожь пробежала по телу. Нет, толпа все же отреагировала: одна из альф предложила Пэм пучок волчьей дури. Она мило отказалась, по толпе пробежал одобрительный ропот. Мне никто даже не предложил. Стервы. Хотя все равно не помогло бы.
Пэм закрыла глаза и начала превращение. Я смотрела с разинутым ртом. Раньше я только голливудскую версию видела, но, черт, они правильно показали. Лицо у нее поплыло, вытянулось в морду, руки и ноги утончились — гнусная карикатура, не то человек, не то волк. Не представляю, откуда она брала энергию для превращения, потому что вервольфы не могут и не используют лей-линии, в отличие от лисиц-оборотней — те могут, и потому умеют регулировать свои размеры, чему вервольфы жутко завидуют.
Пэм рухнула на… — ну, уже не на корточки — и оперлась на преобразованные передние конечности. Кожа вдруг вся почернела; сквозь нее полез шелковистый мех. Она заскулила, Глаза распахнулись — еще человеческие, уже нелепые. На уродливой морде в длинной пасти еще оставались человеческие зубы. Она ни волком не была, ни человеком — чем-то средним, и совершенно беззащитным. Но черт, как это было быстро!
— Рэйч! — крикнул Дженкс. — Делай что-нибудь!
Я посмотрела на него через поляну, а Пэм уже перекатилась на четвереньки, ее била дрожь — внутренности перестраивались.
Ах да. С бешено бьющимся сердцем я закрыла глаза, в нос тут же ударили мускус и вонь моего собственного пота, а над ними плыл запах разлагающейся плоти из невидимой отсюда ямы. Вряд ли. в той яме есть кто-то живой, но вдруг?.. В уши бил шум толпы, волны исходящей от оборотней силы сбивали концентрацию. Я обеими руками взялась за свое ни. надеясь, что будет не очень больно.
— Lupus, — шепнула я. Веки затрепетали.
Я сделала вдох и распахнула глаза, когда безвременье рванулось из моих мыслей.
Это было чуть больно и приятно — как отрывать присохшую корочку, чувство возвращения к прежнему состоянию. Меня окутал черный экран безвременья, туманя зрение. Слух исчез, словно меня в одеяло завернули.
Я потеряла равновесие, руки и коленки стукнулись о землю, чуть не провалились в нее. Запрокинув голову, я ахнула от ощущения, будто через меня ток пропускают. Но больно не было, не то, что при действии земных чар, когда я в норку превращалась. Не громоздились друг на друга части и органы, а просто все видоизменялось — от атомов до воспоминаний, — естественно и безболезненно, просто как дышишь. Я ожила — так, словно каждый-нерв впервые чувствовал, слов но по жилам в первый раз бежала кровь. Я живу и я здесь. Потрясающе.
Подняв голову, я засмеялась и не стала сдерживать смех, хриплый хохоток, перешедший в вой. Чернота безвременья спала, в уши ворвались, забивая слух, звуки моего собственного организма. Я живу, черт все возьми, живу, а не прозябаю, и пусть все это знают!
Мой ликующий вой взвился над толпой, заставив всех заткнуться. Где-то далеко кто-то мне ответил, и я узнала голос. Это была Арета, волчица, которая первой встретила нас на острове. Она встретила мой клич своим, говоря мне, что и она живет.
И тут меня настигла расплата за нарушение законов природы. Голос прервался полузадушенным хрипом. Не в силах вздохнуть, я упала, царапая новообретенную морду тупыми когтями. Я с ужасом ощутила, как просачивается в меня сокрушительная чернота. Меня била дрожь, глаза жгло, словно я сунула морду в землю, забыв их закрыть. Обруч черноты еще прочнее сжал мою душу.
Нет! — подумала я, различая краем глаза подступающую серость обморока. Я буду жить. Я не дам черноте убить меня. Я выдержу. Кери выдержала в тысячу раз худшее, я смогу. Но было больно. Больно так, словно отчаянье и стыд превратились во что-то материальное.
Проснулась воля, принимая то, что сделано. Задыхаясь, я заставила себя убрать язык в пасть — он был в земле, и на зубах захрустел песок. Я легла, дрожа, и полежала неподвижно, довольная уже тем, что легкие у меня работают. Все казалось черно-белым, кроме пары метров вокруг меня, то есть цвета я видела, хотя бы вблизи. И пока глаза оглядывали мир, а я думала, как бы это подняться, мозг преобразовал цвета, пока они не показались привычными. Звуки тоже были чужими, но их я не могла сочленить воедино, и то, что не опознавалось, сливалось в какое-то фоновое шипение.
— Рэйч! — крикнул Дженкс, я вздрогнула, уши дернулись назад. И с изумлением услышала, как молотит о землю хвост. Нет, ну так нельзя, что за жалкое зрелище! Я набрала воздуху и попыталась встать, но обнаружила, что с координацией у меня дела плохи. Обескураженная, я с трудом вскарабкалась на ноги, чувствуя непривычную работу мускулов, и чуть не шлепнулась снова.
Пэм еще лежала, восстанавливая дыхание после превращения. Она тоже вот-вот встанет; Карин перекинулась за полминуты, сейчас прошло примерно столько же. Вонь пепла и гниющей плоти забивала нос, но я различала сквозь нее запаховые отпечатки собравшихся стай: от одних пахло порохом, от других — салом и потом, от остальных — ненавязчивым, дорогим парфюмом. Пэм ощущалась странно, чуждость ее — наполовину человека, наполовину волка — запахом тухлым яиц вползала в нос и в рот.