За Россию - до конца
Шрифт:
Врангель, во всех случаях жизни стремившийся быть хорошо осведомленным, заранее многое узнал о Романовском. Правда, биографические данные начальника штаба его мало интересовали. Более всего привлекало то, что Романовский был не просто сподвижником, но любимцем Деникина. Это вызывало раздражение и зависть.
Известно было Врангелю и то, что когда контрразведка Добровольческой армии получила сведения о том, что левые эсеры готовят покушение на Деникина, тот написал завещание в форме приказа войскам: в случае своей смерти главнокомандующим назначал генерал-лейтенанта Романовского. Разумеется, Деникин надеялся, что это завещание останется тайной за семью печатями, но вскоре убедился, что нет такой тайны, которая не стала бы явью. Несмотря на то что приказ хранился в его сейфе, а о существовании приказа знали лишь два человека — сам Романовский и генерал-квартирмейстер Плющевский-Плющик, — слухи о нём разнеслись среди офицерства. Сам того не желая, Деникин дал повод своим конкурентам сосредоточить огонь интриг на своём любимце: молва неистово чернила Романовского в глазах офицеров, подрывая его авторитет и создавая худую славу. В результате все победы командиры дивизий засчитывали себе, а все поражения и неудачи списывали на Романовского.
Всё это Врангелю было известно, и он отправился к Романовскому как человек, который знает всю подноготную своего вышестоящего начальника, на словах будет изображать полнейшую лояльность, но поступать будет так, как посчитает нужным, а не так, как от него будет требовать этот «любимчик» главнокомандующего.
Начальник штаба, интуитивно чувствовавший всё это, говорил с Врангелем, стараясь избегать его настырного взгляда. Тон его был заметно смущённым.
— В состав вашей дивизии, — вводил Врангеля в курс дела Романовский, — входит Корниловский конный полк, Уманский и Запорожский полки, Екатерининский, Первый линейный и Второй Черкесский полки, а также первая и вторая конно-горные батареи и третья конная батарея. Сейчас дивизия ведёт наступление на станицу Петропавловскую.
Врангель слушал эти перечисления рассеянно: он думал о том, каким бы более значительным был бы он, Врангель, на посту начальника штаба армии и как умело бы разрабатывал планы сражений, которые неизменно вели бы к успеху.
— Заранее скажу, — продолжал между тем Романовский, — что дивизия ваша испытывает немалые трудности: нет телефонной и телеграфной связи, недостаёт оружия. То, чем вооружены казаки, к сожалению, поступает не из войсковых складов, а из их собственных станичных подвалов.
«Хотел бы я знать, кому же Деникин презентовал винтовки и пулемёты, присланные союзниками? — Этот ехидный вопрос так и вертелся на языке у Врангеля, но он принудил себя промолчать. — Небось вручено это оружие любимчикам вроде Маркова». — Крамольные мысли одолевали Врангеля.
...В Петропавловскую Врангель поспел как раз в тот момент, когда части его дивизии входили в станицу. Едва поздоровавшись с офицерами, он приказал наступать на станицу Михайловскую: на её окраине, в излучине реки Синюхи, окопались красные.
На этом рубеже и началась кровавая схватка, выиграть которую пытались белые, но всякий раз откатывались назад под мощным огнём противника.
— И это называется дивизия, которую принял под своё начало барон Врангель! Да если бы я знал, что здесь воюют не орлы, а зайцы, ни за что бы не принял предложения главкома! — Врангель метался по горнице казачьей хаты, с гневом выслушивал сбивчивые, виноватые доклады подчинённых ему офицеров и кричал: — Подумаешь, Михайловская! Это что — неприступная крепость? Азов? А может, Верден? Извольте атаковать, атаковать, атаковать! Главные силы — на левый фланг! Приказываю взять эту красную сволочь в клещи и прорваться к линии Армавиро-Туапсинской железной дороги! Кто первый придёт ко мне с докладом об отступлении — расстреляю как предателя!
Приказывать было легко и даже сладостно, приказывать было любимым занятием Врангеля. Подчинённым же было тяжко: лобовые атаки казаков то и дело захлёбывались, и они несли большие потери убитыми и ранеными.
Наконец удалось прорваться на левом фланге. Казаки обогнули противника с востока и вышли к линии железной дороги. Но это не привело к отходу красных, дрались они отчаянно. Бронепоезд ураганным огнём обрушился на конную лаву казаков и рассеял её по жаркой степи. Наступление волей-неволей пришлось остановить.
А Деникин и Романовский, не принимая во внимание никаких оправданий, требовали от Врангеля победоносных действий. Ему ставили в пример боевые успехи дивизии Покровского, которая штурмом взяла Майкоп и вышла на рубеж реки Лабы. Ничто не могло так взвинтить и озлобить Врангеля, как подобные примеры. Пригласив к себе командира соседней дивизии полковника Дроздовского, он принялся разрабатывать совместный план действий. Было решено, что Дроздовский сменит Полки Врангеля на правом берегу Лабы и на рассвете атакует красных с фронта. Врангель своей дивизией и офицерским конным полком ударит в тыл красных в районе станицы Курганной, чтобы отрезать им пути отхода между реками Чамлык и Лабой.
Южная ночь была тёмной. Полки Врангеля едва ли не на ощупь устремились вперёд, чтобы охватить правый фланг красных. Передовой дозор уже приближался к железнодорожному переезду, как вдруг непроглядную темень вспорол слепящий луч прожектора, загудели рельсы: приближался бронепоезд. Орудия батареи полковника Иванченко снялись с передков и открыли огонь. Бронепоезд нехотя дал задний ход. Врангель приказал взорвать железнодорожное полотно.
В стороне Михайловской стоял страшный грохот: то вели огонь артиллеристы Дроздовского.
А на рассвете начался поединок конницы. Молниями сверкали сабли, неистово ржали кони, потерявшие своих седоков. Конная лава красных катилась к мостовой переправе через Чамлык.
Врангель бросил в бой свой последний резерв — четыре сотни Корниловского полка. Словно чёрной тучей донная лава накрыла степь и тут же попала под сильнейший огонь красных.
Врангель понял, что бой проигран, тот самый первый бой, который он во что бы то ни стало обязан был выиграть — цена его была слишком высока: репутация нового командира дивизии. Кажется, впервые в жизни Врангель испытал отчаяние. Ещё немного — красные захватят мост через Чамлык, и в их руках окажется едва ли не вся артиллерия дивизии. И если это произойдёт — придётся с позором отступать. Вот уж порадуется Деникин, теперь и эскадрона не предложит.
Худшие опасения Врангеля оправдались: пришлось отходить снова в Петропавловскую, куда через несколько дней нагрянул Деникин. Рядом с ним был, как всегда, Романовский. Деникин не скрывал своего недовольства. Руку Врангелю подал с такой неохотой, будто оказывал монаршую милость. Как всегда, был скуп на слова, приказал построить дивизию и провести смотр. Врангель уже приготовился к тому, что Деникин снимет его с должности, но вдруг в тот момент, когда происходил смотр Корниловского полка, главкому вручили телеграмму. Деникин молча прочёл её и тут же протянул телеграфный бланк Романовскому. Тот, как по эстафете, передал её Врангелю.