За семью замками. Снаружи
Шрифт:
— Я сказал, блять, позову! Нахуй пошел отсюда!
Обращаясь очевидно к тому третьему, который остался сторожить.
Только вот первым понял не он. Первой поняла Агата.
Это не третий.
Это…
Первой из-за деревьев показалась рука. В ней — пистолет. И быстрый выстрел. Просто на ходу. Чётко в цель.
Без сомнений или страха. Без дрожи в руках и необходимости требовать, чтобы кто-то повернулся спиной…
Из горла Агаты вырвался звук необъяснимой для неё же природы. Будто
А ещё с чем-то липким на руках, лице, одежде.
Потому что вслед за первым выстрелом в Вышинского летит ещё три.
Костя делает их, смотря уже не на человека — а оседающее тело с испуганным выражением на лице…
Решетит, хотя не надо… Человека больше нет…
Но Агата не может попросить остановиться.
Под коленками кончаются силы.
Она опускается на землю, прямо в пыль, закрывая лицо руками.
Её трясет. Она рыдает. Она будто захлебывается…
Продолжая слышать шум.
Ругань. Еще пару выстрелов.
— Замочек… На меня смотри…
Требование, обращенное явно к ней.
Шаги в её же сторону…
Агате страшно было открыть глаза, убрать руки, она продолжала плакать, но откуда-то точно знала, что подошел к ней Костя. Опустился рядом, взял за плечи, сначала прижал к себе, размазывая кровь по собственной одежде, потом уткнулся в ухо, дыша так громко и часто, что Агата не выдержала — обняла за шею, в нее же вжимаясь… И в неё же рыдая.
— Его нет. Поняла? Он тебя не обидит. Его нет…
Костя говорил, Агата рыдала, пытаясь с каждой секундой оказаться к нему ещё ближе. Чувствуя, что плотину прорвало. Всё ее равнодушное спокойствие было показушным. А на самом деле… Она просто боялась. Очень-очень боялась. Она не хотела умирать.
— Он тебе сделал что-то?
Костя спросил, Агата замотала головой, пусть это и было сложно.
— Ты не ранена? Ничего не болит? Ты говорить можешь?
Она не могла, поэтому просто мотала, продолжая держать глаза закрытыми, чувствуя, как бьется Костино сердце. А ещё, что бьется собственное. Знала, что увидит, если откроет.
Это будет то, что было в детстве.
Вокруг будет смерть.
Вокруг будет кровь. Ею уже пахнет.
К горлу подкатила тошнота, Агата отвернулась от Кости, выдавая
Чувствовала, как Костины руки водят по спине. Смотрела на свои, упертые в землю. Они правда были в кровавых брызгах…
— Это нормально, тихо, тебе сейчас полегчает… Воды надо…
Костя успокаивал из-за спины. Агата знала, что её бьет дрожь и к горлу снова подкатывает. По щекам текут слезы, она тянется, чтобы смахнуть, размазывая тем самым кровь ещё и по лицу.
— Он тебе не навредит… Его больше нет…
Костя вновь оказывается близко-близко, шепчет на ухо, прижимаясь к нему же… Агата пытается кивать, но получается так себе.
— Прости меня…
Просьба выходит из горла с новой порцией рыданий. Костина рука на секунду тормозит… Он всё так же рядом. Он прижимает её к себе. Он знает, что она имеет в виду…
— Я не жалею.
Он отвечает правду.
Меняет все победы на одну.
Эпилог
Прошло полгода.
Длинный мерседес медленно заехал на территорию элитного поселка, будто бы по-позерски блестя своими гладкими боками.
Костя, как всегда, был на заднем. Смотрел в окно, отмечая, как эти дома отличаются от тех, которые остались в прошлой жизни.
И пусть в салоне тихо-тихо, но всё равно слышно, как колеса трещат попадающими под них камушками. А ещё Косте кажется, что слышно, как бьется его сердце.
Уже быстро.
Ещё до встречи.
Он без оглядки тянется за лежавшим на диване телефоном, смахивает, открывает переписку с пользователем «За семью замками».
Читает крайние сообщения, улыбается…
Они, как всегда, сладко-колкие. Где-то между свойственной им с Агатой природной язвительностью и внезапно родившейся неповторимой нежностью.
Ещё до вылета Костя думал о том, чтобы написать жене, что будет сегодня. Смог сдержаться. Не сообщил ни будучи там, на вроде как родной для них земле, ни уже тут — на чужой, к которой им предстояло привыкать.
Хотел сделать сюрприз. Надеялся, получится прекрасный.
Причем для обеих. Потому что она будет рада до безумия. А он сможет эту радость впитать.
Машина заезжала всё глубже в поселок, Костя откинулся на подголовнике, закрывая глаза, чувствуя, что легонько потряхивает… И ему хорошо.
Полгода назад он стал убийцей.
За всё это время ни разу не пожалел. Не искал для себя оправданий. Просто не нуждался. Даже ночами не просыпался в холодном поту. Не ходил ставить свечи и вымаливать прощения. Ада не боялся. Он свой ад сам же и закрыл. На семь, сука, замков. Пятью, нахер, выстрелами.
В его голове всё было сделано правильно. Он просто защитил своё.