За семью замками. Снаружи
Шрифт:
Переигрывала, но Костя, кажется, клюнул… Хмыкнул, молчал недолго…
Агате пришлось закрыть телефон рукой, делая влетевшему в расстегнутом пуховике Гавриле (которого тоже успело замести — волосы, ресницы, плечи были усыпаны пушистым снегом) большие глаза. Мол, молчи только…
Но ей тут же захотелось смеяться, потому что у Гаврилы глаза всё равно больше. Он в шоке. Выглядит так, словно сам рожать собрался.
Будто не ехал за ней, а бежал…
— Это Костя… — Агата произнесла тихо-тихо, Гаврила кивнул, заметавшись. От Боя отмахнулся
Которая стояла прямо под ногами, но его конкретно пришибло, потому что не видел, пока Агата не ухватила за локоть, не указала в нужный угол пальцем…
— Я в машину кину и вернусь. Хорошо? Сама не выходи, там жесть как скользко. Поняла?
Гаврила сказал приглушенно, смотря в глаза. Агата закивала. Только потом он снова развернулся, чтобы сбежать по лестнице, оставив дверь открытой, понестись к машине…
— Это Гаврила?
И одновременно с тем, как ушастый Костя задал вопрос с подозрением, Макс напомнил о себе новой схваткой.
Сильнее прошлой. Такой, что глаза Агаты стали размером с блюдца, губы сложились в болезненное «о», а рукой с телефоном пришлось придержаться за стенку, пальцами другой сжимая с силой поясницу…
Конечно же трубка полетела на пол. Конечно же им теперь пиздец…
— Сестрёнка, ты чего?
Гаврила вернулся очень быстро. Увидел её с гримасой боли на лице и немного согнувшуюся, потом увидел телефон у ног, когда одна уже в сапоге, а вторая ещё босая…
— Рожаю, блин…
Агата процедила сквозь зубы, злясь на боль и ситуацию, Гаврила опустился на колени. Сам поднял ногу, сам «запаковал» в сапог, второй тоже застегнул. Поднял с пола мобильный…
— Алло, — сказал, глядя на Агату снизу-вверх извинительно. Взглядом говоря: ну спалились уже… Чего тут… — Рожаем, Кость… Чё ты орешь?
Глава 28
Агата толком не помнила дорогу до роддома. Только отрывками. Даже в последовательности уверена не была. Вокруг снег, в салоне жарко и много звуков. Мало движения, много остановок, потому что пробки.
Ехать было сложно. А им, как назло, через весь город.
Гаврила психовал. Жал на клаксон и матерился так, что уши в трубочку.
Но будто опоминался каждый раз, обращаясь к ней. Просил потерпеть и обещал, что им еще немного — скоро ей там что-то вколют и будет хорошо.
Шутить пытался, но видно было, что нервничает.
Срывался на Костю, который наяривал всю дорогу, как сумасшедший.
В итоге, когда мужчины откровенно перекрикивались, переходя все границы, Агата не выдержала. Протянула руку, требуя у Гаврилы:
— Дай, я сама…
Он нехотя, но вручил трубку. Сначала Агата слушала, как Костя матом кроет Гаврилу, погоду, авиалинии. Потом тишину, потому что она шепнула: «Кость»… И он заткнулся…
— Почему ты молчала? — Костя сказал отрывисто и с укором, но так, что понятно — злится сейчас на кого-угодно, но не на неё. Просто простить себе
— Потому что ты всё равно не прилетишь, пока снег не закончится. Ну и смысл? А я рожу, не бойся…
Агата говорила Косте, а уверенности прибавлялось у самой.
Он не спешил отвечать. Явно подбирал слова. А Агате внезапно захотелось улыбнуться.
— В курсе меня держите. — Костя, скорее всего, улыбку почувствовал, и сам немного расслабился. Наверное, всего на несколько минут, а потом снова будет психовать, но хотя бы так… Отдал очередное ебанное указание. Улыбка Агаты стала ещё более теплой. — Хорошо? — А потом будто понял, что перегибает в генеральстве, смягчил вопросом.
Можно было бы съязвить, что Агата непременно попросил Стерву Павловну запилить Косте видяшку, но она поняла, что сейчас ему вообще не до смеха. Поэтому…
— Хорошо. Я люблю тебя…
— И я тебя. Блин…
Агата скинула, но продолжала улыбаться, пока не скрутила новая схватка. Пока Гаврила не выдохнул, произнося: «хух, на месте», пока не вышли вдвоем, вверх по ступенькам не поднялись, пока не обули бахилы…
Пока Агату не передали из рук в руки Павловне. Которая скользнула своим привычно тяжелым взглядом по Гавриле, спрашивая:
— Папашка где?
И пусть ответить хотелось только в рифму, Гаврила разродился правдивым:
— В аэропорту застрял…
— Вот и отлично. Значит, родим спокойно.
Павловна сказала будто бы реально облегченно, даже радостно как-то, Агата с Гаврилой переглянулись, губы задрожали одновременно и одинаково. Синхронно же оба рассмеялись.
Правда Агата смеялась недолго — интервал между схватками сокращался неумолимо. Походу кто-то очень торопился в этот мир… Или над чьим-то папкой нельзя безнаказанно ржать.
Гаврила обнял сестренку, поцеловал в макушку, сказал напоследок, сжав ладонями лицо: «без фокусов давай, договорились?» и только заполучив уверенный кивок, отпустил.
Следил, как к Агате подходит медсестра, как улыбается, спрашивает что-то, кивает, придерживает за локоть, помогая идти… А крейсер «Стерва Павловна» плывет впереди, не оглядываясь, листая какие-то записи.
И Гаврила ловит себя на том, что ему стрёмно, что пиздец, но выглядит эта процессия почему-то будто бы торжественно.
Прошло три часа.
Гаврила сидел в машине, глядя, как дворники сметают со стекла снег, который успевает растаять, не доезжая до пункта назначения, и скатывается уже каплями.
В салоне тачки было тихо и тепло, вокруг вьюга, за несколько сотен километров в бизнес-зале аэропорта с ума сходит Гордеев, а его Замочек… Рожает.
Стоило представить, что вот сейчас Агата, может быть, кричит так истошно, как кричат женщины при родах в фильмах, и Гаврилу передернуло. Не от отвращения, а потому что он волновался за сестренку, как за родную. Или может даже больше. Наверное, как за Полину бы волновался.