За широкой улыбкой
Шрифт:
– Змея, - язвлю (с того дня любимая наша шутка… и тема).
Шаг ближе. И, обжигая мои губы своим дыханием, проговорил:
– Да как угодно его называй, главное… подпусти.
Жаром обдало вмиг меня, сжимая внизу живота мышцы. Запнулась, забыла, как дышать.
Отчаянный шаг в сторону, отворачиваюсь, улыбаясь (а сама уже горю от стыда, краснея):
– Еремов, по-моему, ты забываешься…
– Ну да. Жена-монашка - беда в семье.
– Что? – ржу. Резвый разворот. Взгляд на этого нахала.
Заливается смехом:
– А что? Живем вместе, едим
Качаю головой, возмущенно закатив глаза под лоб:
– Дурак ты! И этим все сказано. Похотливый, одурманенный спермотоксикозом, дурак. Давно бы уже нашел себе еще какую-нибудь… Жанну.
Внезапно шаг ближе – обнял за талию. И снова так близко его лицо к моему, нарочно дразня, провоцируя.
– Ты же потом меня первая кастрируешь за такой загул.
– А ты попробуй.
Взгляды скатились к губам друг друга.
Нет сил даже сделать вдох. Притяжение накаливается вольфрамовой нитью.
И вдруг:
– Хорошо.
– Что?! – невольно даже взвизгнула я от испуга.
Отступает шаг назад, коварно ухмыляясь. Движение вбок – и неожиданно берет с полки два манго.
Ржет.
– Глянь, - тычет мне, - на твои похожи! – прикладывает к своей груди, паясничая. Ну, точно глупый юнец!
А я стою, как дура, пришпиленная его предыдущими словами и вполне серьезным тоном.
Не могу даже справиться с собой, хоть и сдаю все чувства сполна.
Отложил фрукты в сторону. Вдруг облокотился на тележку. Пристальный взгляд мне в глаза. Вполне серьезно шепчет:
– В эту пятницу… баня.
Шумный, горький делаю вздох. В горле тотчас заскребла обида.
Все-таки… поедет.
Поджимаю губы, опускаю глаза.
– Хорошо, тогда до субботы. Побуду в отделении. Не хочу мешать… как в прошлый раз, с Жанной.
Смеется. Выровнялся на месте.
Вздыхает:
– Ты там тоже нужна.
Выстреливаю взглядом. Пораженная, я даже не знаю, как правильно отреагировать:
– Зачем?
– Человек приедет… важный. Из области. Как раз по поводу твоей ситуации.
Нервно сглотнула слюну:
– А я зачем?
– Затем, - вдруг кидает жесткое, серьезное, явно давая понять, что это не предложение, а приказ.
За. Против. Будто есть выбор?
Несмело киваю, обреченно:
– Хорошо. Баня, так баня...
– ---------------------------
Глава 14. Важный человек
– ---------------------------
***
Алтухов Виктор Семенович. Вот кто этот «важный человек из области», вот, ради кого мне вновь пришлось осмелиться отправиться с Еремовым в баню и опять практически полностью оголиться (хоть и скрывшись, в итоге, за простыней).
Бегло, «невзначай» представить меня мужчине. Лет так под шестьдесят; лысоват, хотя кое-где все еще прикрывала его голову седина; жилистый; и на коже у него, как и у меня, вся история жизни была выцарапана. Однако, если в моем случае – просто уродство, то у него - темно-синие письмена, глубокого смысла картины, что так небрежно, но гордо, исполосовали шрамы. И создавалось всё это – годами, и не за простые дела.
Сегодня было проще: уже не было этого адского скопления народа, да и девиц сомнительного поведения тоже. Ребята Еремы (в том числе Боря), люди Алтухова, невесты да жены некоторых из них (как потом выяснилось; кстати, и Лена здесь тоже была). Ну, и непосредственно я с Гришей. Всего человек пятнадцать.
Да и на столе, вместо коньяка, виски и водки – чай; а по еде, как и прежде: фантазия серверовщика разгулялась на полную...
Больше всего я боялась того момента, когда Еремов затронет тему, из-за которой мы все здесь собрались. Или даже сам Алтухов... Я понимаю, как это важно для Еремы, вернее, важно для меня, а вот для Гриши - сложно и ответственно. Что не могу подвести или показаться дурой перед таким человеком, как Виктор Семенович, однако… если наедине я и смогла это все озвучить, то так… здесь, при всех, да еще и незнакомых (не считая Гриши и Бори)… я не смогу. Я понимаю, что надо… Но не смогу.
Хватит из меня того года, пока суд шел. Сколько нервных срывов было – спасибо Фирсову, в психушку не попала. А так приходилось каждый раз возвращаться в тот ад, и все выворачивать из души наружу, на публичное обсуждение, дабы наконец-то те приняли решение: кто же из нас… врет.
Но опять я допускаю свою старую ошибку: почему-то считаю, что кто-то, что они - глупее меня. Что не смогут понять элементарного. А потому уже и поздний вечер наступил, а темы болезненной так и не прозвучало. Мало того, складывалось впечатление, что Алтухов вовсе не в курсе того, что со мной случилось (или ему просто плевать). Народ веселился. Шутки, байки и даже песни. Хохот не смолкал ни на миг.
– Ба-бо-ньки, ба-бо-ньки! – вдруг отозвался сквозь смех Виктор Семенович. – Поторопитесь в парилку! А то мы сейчас уже там засядем – и будете опять на нас губы свои дуть...
Зашевелились барышни, покорно покидая свои места.
Испуганный, пытливый взгляд бросаю на Еремова: слова Алтухова явно отдавали намеком желания остаться наедине. Но внезапно забросил мне руку на плечи Гриша – и прижал к себе. Короткий поцелуй в макушку. Не отпускает.
– Ладно, народ! Пошлите и мы тогда покурим, - послышался голос Бори.
Подчиняются уже и ребята.
Решаюсь на слова (едва различимо шепчу на ухо Ереме):
– Мне, может, тоже уйти?
Немного отстранился. Глаза в глаза:
– Нет, - коротко, но глубоко.
От страха внутри все сжалось...
Только захлопнулась дверь, как вдруг Григорий отодвинулся, выпустил меня из своей хватки.
Пристыжено опускаю очи, замирая слово перед судьей.
Шумный вздох – и вдруг прокашлялся Алтухов:
– Тамара...
Испуганно, учтиво перевожу, выстреливаю взглядом в глаза говорящему.