За широкой улыбкой
Шрифт:
– А может, я устала бегать: за тобой, от тебя?
– с вызовом уставилась и я в очи, выровнялась.
– А, Евсеев? Что тогда? Не без твоей помощи - нет сил больше на кроссы.
Короткое движение – и тотчас впиваюсь дулом ему в грудь.
Ухмылка. Впервые... искренне, победно улыбаюсь, наслаждаясь дурманным превосходством.
Обмер, ошеломленно уставившись на ствол...
Несмело ослабил хватку. Еще миг - и тотчас заметались взгляды, заплясали по сторонам, просчитывая варианты, как устранить угрозу.
В момент отдаляюсь, силой выдираюсь из его рук, живо пятясь, - не сопротивляется. Взгляд не отрываю
Уверенно обхватила пистолет обеими руками и злорадно залилась широкой улыбкой:
– Вот и всё Евсеев: либо ты, либо я.
Секунды мыслей, рассуждений, скрытой паники - и вдруг захохотал цинично:
– Ты не выстрелишь, - осмеливается на яд. – Тебе самой же невыгодно…
– С чего это? – удивленно вздернула бровями.
– С чего? – победно ухмыльнулся (откровенно наслаждаясь своим умением склонить жертву к "правильному" диалогу): – А с того, что тогда узнаешь правду, - словно удар, слова.
– Правду, которая тебе будет… вовсе не по нраву.
– Да неужто? – храбро рублю в ответ, с небывалой дерзостью (а на душе - кошки).
– Да… - едкое.
(а сила всё больше и больше прибывает в руки, сердце отчаянно колотится, и рассудок требует скорей всё завершить)
– И какую же? – поддаюсь.
Хохочет Анатолий:
– А ты не догадываешься?
– Нет, - лживо улыбаюсь.
Жуткий, до дрожи, мерзкий смех. Поморщился лукаво:
– Ничего этого вокруг, - вдруг завертелся на месте, смело, самоуверенно (пули не страшась), развел руки в стороны. И вновь взгляд мне в лицо, не унимая веселье: – … НЕТ, - стеганул ужасом.- Да, ты выжила!
– кивает головой. – Выжила: я тебя упустил. Однако... и не вернулась обратно. Всё это, - водит, крутит пальцем около, – сумасбродство... Вымысел. Больные фантазии... под действием препаратов, наркотиков. Умо-поме-шательство.
Глюк.
Заледенела, окоченела вся изнутри. Еще миг - нервно сглотнула скопившуюся слюну. Замотала отрицательно я головой, отбрасывая мысли. Позорно безмолвствую.
– Не веришь? – вновь заливается жалящим хохотом ублюдок. Шаг ближе, отчего я машинально дернулась, отступая ровно на то же расстояние. – И боишься… Всё ещё меня боишься, - иронично, упиваясь своим господством, ухмыляется гад.
– Но это всё призрачно. Тамара. Всё это - выдумка твоя, - качает в негодовании головой.
– Даже я – вымысел. Так что... пока ты не выстрелила, пока не прервала мое видение – пока все еще можешь надеяться, что мои слова – ложь. Хочешь стрелять? Стреляй. Мне от этого ничего не будет. А вот ты – свой мир потеряешь. Своего выдуманного Еремова, Кузнецова. Кто там еще был? Ах, да! Фирсов, Грановский. Последний вообще молодец: перестал быть скотиной. Но лишь на время, да? Странно еще, почему ты мужа своего… прогнала.
Поежилась я от ужаса, горло сдавил страх, запекло в груди.
– Я не верю тебе, - жестко, злобно, хоть и сухо, не столь категорически...
Пожал плечами. И вновь зашелся диким, гортанным смехом Евсеев. Шаг ближе – но я стою уже твердо на месте: страх - страхом, а решение принято, налилась я им сполна - не шелохнусь.
– Стреляй!
– гаркнул вдруг.
– И разрушь всё к чертовой матери! Сотри иллюзии! Узнай правду... Хлебни горькую сполна.
Еще шаг (его) ближе.
Да так, что дальше некуда: действительно, либо он, либо я.
– Прости, Евсеев. Но мне уже – всё равно.
...зажат курок – взвизгнула пуля.
– ----------------------------
Глава 24. Хищники и жертвы
– ----------------------------
***
Зажат курок – взвизгнула пуля…
Рухнул. Грохнулся на землю передо мной мой демон. Конец эпохи. Тиран пал.
Но что теперь остается мне? Что дальше?
Несмело опуститься на землю рядом. Взгляд в окаменевшее лицо с ледяными глазами.
А что если не врал? Что если этот мир - больная выдумка, галлюцинация, фантазия? Что если я все еще в коме, или в бреду? А может, и вовсе умерла? Что если из морга меня никто живой не возвращал обратно?
Несмело потянуться к нему рукой, но так и не отважиться коснуться.
А если он исчезнет? А если это - сон?
Но не решусь сейчас - и уже никогда не узнаю точно.
Отчаянное движение - прилипла пальцами к шее, выискивая пульс, словно и здесь Евсеев может обвести меня вокруг пальца. Но кровь не вальсировала в жилах. И сам не дрогнул, не отреагировал супостат. Ничего. Один - ноль,
в мою пользу.
Глубокий вдох и стереть с лица непрошенный слезы.
Мигом срываюсь на ноги и вынимаю из кармана телефон. Отыскать нужный контакт и сделать вызов.
Жалящие гудки - и наконец-то:
– Слушаю.
Вдох-выдох:
– Я убила Евсеева.
...
– Ты где сейчас?
– В парке, на озере, около больницы на Летней.
– Видел кто?
– Нет.
Шумный вздох собеседника.
– Там темно? Заметить сразу смогут?
– Не сразу, но...
– Отойди тогда подальше, - резко перебивает, - но из поля зрения его не теряй. Лишних движений не делай. Уже еду. Жди.
...
Пройтись ближе к деревьям и присесть на перекошенный бетонный обод канализационного люка. Жадно прижать колени к груди и, психопатически покачиваясь туда-сюда, напряженно всматриваться в темноту, словно выжидая там явление мессии...
Не осознаю... ничего еще не осознаю толком, что произошло. Что СДЕЛАЛА... Не верится. Кажется, бред - померещилось. Надумалось. Приснилось. Однако лицо, жадно выпученные стеклянные глаза Евсеева застыли этюдом передо мной, являя лик кошмара в странном, неестественном состоянии, замирая навеки оправдательно-обвинительным приговором в моей разреженной, вакуумной прострации...
...
Недалеко от приемного отделения замигал стоп-сигналами черный джип. Еще миг - и вовсе остановился. Стукнули двери. Высыпало на улицу несколько мужчин. Стремительное приближение...
Страх вскарабкался дикой кошкой по коже...
Окаменела я на месте. Взвесить все за и против.
А если что-то пойдет не так? И вдруг... Он окажется не на моей стороне?
Буквально минуты - и сами уже у скамьи наткнулись на труп. Короткие распоряжения жестами.