За синими горами
Шрифт:
— Разве тебе не понравились мои голоса? — продолжает спрашивать о чем-то своем Владыка. — Я собирал эту коллекцию много лет, дабы услаждать слух тех, кто лишь ожидает аудиенции. Сегодня и твой голос в нее вплетем. А завтра я поставлю тебе послушать саму себя. Соло. Согласна?
— Нет, — и пусть мое слово ничего не меняет. Он требовал отвечать на вопросы. Я ответила.
Владыка чуть усмехается, поглаживая маленький шарик вампирского камня. Включает запись, видимо. Голоса. Значит то, что я слышала
Владыке приводят двоих, без волос и одежды. Мужчина и женщина, молодые, прекрасно сложенные. Ну да, он любит, чтоб была фигура. Они опускаются перед ним на колени и протягивают ему свои запястья.
— Начинайте.
Боль дикой змеей жалит мне спину. И потом, и еще, и снова. Кричу? Наверно, горло потом болело. Но пока могу видеть, вижу перед собой вампира, так похожего на авэнэ. Уютно устроившись в кресле, он неспешно посасывал кровь то из одного, то из другого запястья, полузакрыв глаза и наслаждаясь происходящим.
Очнулась в своей камере, на топчане, на матрасе. Жестком, но чистом. Все тело болело, руки дрожали, вес собственного тела оказался для них чрезмерным. Горло болело от криков, но пить… особо не хотелось. Нет, я бы не отказалась от стакана воды, но безумной жажды, которая заставила бы меня подняться и доползти до умывальника, я не испытывала. Мою кровь не пили.
Лязгнул замок. Вампир. Тот самый, что привел меня сюда. Теперь он толкал перед собой штатив с капельницей.
— Твоя еда, — пояснил он мне. — Но сначала душ. Вставай.
— А одежда? — хриплю на эльвийском, пытаясь приподняться на руках. Мало ли, как он знает человеческий. Может, только приказы. — Мне обещали одежду.
— Сначала душ, — отставив капельницу, он подходит ко мне и помогает подняться, — а потом одежда. Ее уже постирали.
Недоуменно морщусь. Нет, вещи, конечно, ношеные. Но в грязи я, вроде бы, не валялась. С чего такая забота?
— Ну и где же твоя регенерация? — вампир проводит пальцами по моей спине, совсем как накануне Владыка. Аккуратно, едва касаясь.
— Так она не работает.
— Вот как? А как работает? — перейдя на эльвийский, мой тюремщик стал куда более многословен.
— У Владыки в отчете это наверняка прописано.
— Наверняка, — хмыкает вампир, помогая мне идти. После… вчерашнего меня здорово шатает.
Душ, по счастью, недалеко, всего через несколько дверей по коридору. Доведя, вампир передает меня на руки двум лунным эльвийкам (все же были тут лунные), и лишь с их помощью мне удается помыться. Сама я вряд ли сумела бы вымыть волосы, да и согнуть руки так, чтобы коснуться спины, у меня бы не получилось.
Тюремщик никуда не ушел. Стоял и смотрел, словно я была в состоянии сбежать. А когда руки лунных начали без всякой жалости терзать мою покрытую свежими рубцами спину, чуть прикрыл глаза, пряча под веками искорки удовольствия от ощущения моей боли.
А ведь это он порол меня, лишь сейчас поняла. Вчера мне было не важно, кто. Достаточно и того, по чьему приказу. И с чьего согласия. А сейчас… Мне ведь показалось на миг, что он мне сочувствует.
— Вам тоже нравится боль?
— Да, — улыбнулся он. — Зачем иначе я бы тут работал?
А дальше, под его молчаливым руководством, эльвийки меня «кормили», напичкивая через вену питательными веществами, одевали в мое выстиранное и выглаженное платье, и даже заплетали мне косы. По две тонких «лунных» косички от каждого виска, свисающие свободно, и какое-то очень сложное многосоставное плетение из остальной массы волос с добавлением черных и золотых лент.
— Зачем это? — интересуюсь у вампира. Каковы бы ни были его пристрастия, разговаривать с собой он не запрещал. А молчать было слишком невыносимо.
— Ты украсишь собою прием в честь свадьбы авэнэ.
— С-сегодня? — белею. — Но он сказал, что байята — еще через месяц.
— Игра — через месяц, — кивает вампир. — Сегодня — просто прием. А ты — одно из его украшений. Украшение, не еда. Живые скульптуры, доводилось слышать?
— Нет.
— Не бойся, тебя сегодня не тронут. Никакой новой боли. Только старая, пропитавшая тебя насквозь, источаемая тобой словно аромат прекрасным цветком — легкий, воздушный, едва ощутимый, и от того — почти волшебный.
Замутило. Такой поэт пропадает. А ведь не агрессивен, не зол. Просто маньяк.
— А прическу зачем так сложно? — слушать его воспевания моей боли не хотелось.
— Владыка презентует свою новую рабыню, и косы, как общепринятый символ рабства, должны многократно подчеркнуть твой статус.
— Косы — символ рабства??
— А ты два года живешь с вампирами и не знаешь?
— Нет. Вернее… Мне говорили, что для лунных эльвинов это так, но я не думала, что прически людей…
— А люди, по твоему, это что-то совсем другое? — усмехается мой тюремщик. — Ну да, вы же свободные люди свободной страны…
— Смешно. Посмотрела бы я на вас в клетке. И посмеялась.
Но пока что он смотрит на меня. И — нет, не смеется.
— Жаль, что Владыка решил использовать тебя так. Ты интересный экземпляр, мы бы столько могли попробовать, столько сделать на основе твоих генов… Я уж не говорю про удовольствие от процесса… Но ему виднее, конечно. Идем. Ах, да, забыл. Последний штрих, — и в его руках оказывается… ошейник и цепь.
И в этот миг я сломалась.
— Нет, — рыдала я, пытаясь забиться от него в самый дальний угол, — нет! Только не так! Нет!